Я села, и в тот же миг в комнату вошла Фентон. Увидев меня, она отложила свежее белье, которое принесла, и подошла ко мне.
— Мисс Тамарис… как вы?
— Хочу есть…
Ее простодушное лицо озарилось улыбкой.
— Дайте мне только пэру минут.
Она выскочила, затем вернулась с тазом теплой воды, душистым мылом и полотенцами, и принялась меня мыть, словно мне было пять лет, а не в пять раз больше. Когда она коснулась моей щеки, я вздрогнула.
— Ох, этот синяк. Я постараюсь не делать вам больно…
Снова укол памяти. Этим ударом Бесси оборвала мой призыв о помощи.
— Принеси мне зеркало.
— Но, мисс, он быстро сойдет и…
— Пожалуйста, Фентон. Дай мне посмотреть.
Надув губы, она принесла ручное зеркальце. Несмотря на боль, я оказалась слабо подготовлена к тому, что увидела. Вся кожа от подбородка до лба являла собой сплошной разноцветный синяк. Я выглядела отвратительно, и поэтому быстро выронила зеркало.
— Придется носить вуаль, — я выдавила смешок, потрясенная более, чем хотела показать.
Но отражение словно отбросило меня из «сейчас и здесь» в недавнее прошлое. Безобразие, невольной участницей которого я была, оставило на мне свою печать, и я не могла убежать от воспоминаний.
Я воздержалась от вопросов, напротив, улеглась обратно на подушки, а когда Фентон ушла, вновь вызвала из памяти эти мрачные картины. Я спаслась… иначе я не была бы здесь. Но от чего я спаслась? Всего лишь от смерти.
Я не спаслась от унижения души и тела. Чувство замаранности осталось со мной. Я уже не та Тамарис Пенфолд, которой была всегда.
И Ален… что случилось с Аленом? Об этом я больше всего хотела спросить Фентон, но боялась ее ответа. Однако, следовало смотреть правде в лицо, какова бы та не была. Поэтому, когда Фентон вернулась с подносом, я собрала остатки мужества.
Я проголодалась, и меня манило то, что она предлагала. Из-за голода я сперва не обратила внимания на небольшую чашу на краю подноса. Затем она приковала к себе мой взгляд.
Она была так невелика, что вполне могла бы уместиться у меня в горсти. Белая, с рельефным рисунком цветущих веток. Я видела такие прежде — сокровища знатных домов за полмира отсюда.
— Нефрит «баранье сало»… — пробормотала я.
Это чудо искусства было творением какого-то китайского художника. Теперь в чаше стояли белые фиалки, их зеленые листья составляли лучшую раму для этой хрупкой красоты. Слезы выступили у меня на глазах, к горлу подкатили рыдания.
— Фентон!
Когда она подошла, я не могла совладать с дрожью в руках.
— В чем дело, мисс?
Я принудила себя говорить естественным тоном.
— Фиалки… чаша…
Она улыбнулась.
— Это хозяин прислал. Велел передать вам.
— Пожалуйста, Фентон, убери ее прочь!
Она с тревогой уставилась на меня. Пусть себе думает, что я повредилась умом, что угодно — только пусть уберет это с глаз моих!
— Ну пожалуйста! — Меня больше не волновало, что подумает Фентон, я только хотела, чтобы чаша поскорее исчезла.
— Конечно, мисс. — Она вынесла чашу.
Аппетит мой пропал. Я раскрошила булочку, потыкала вилкой нежнейшего цыпленка, отпила глоток кофе. Пища теперь не имела вкуса, и глотать ее было больно.
— Фентон, я должна встать.
— Но мисс, доктор сказал… вы же почти ничего не съели.
— Я поняла, что совсем не голодна. И я должна встать… сейчас!
К несчастью, обнаружилось, что я все еще нуждаюсь в ее помощи. Я была очень слаба, и ей пришлось натягивать на меня чулки, обувать, помогать одеться.
— Будь добра, Фентон, темно-зеленое платье.
— Но вы не можете выйти, мисс! Вот ваш халат…
Я решительно замотала головой.
— Нет, пожалуйста, платье.
Качая головой, она принесла его, застегнула корсаж, оправила юбку. Я старалась обдумать все, что нужно сделать, и как. Деньги отобрала у меня старуха. Как они были сейчас нужны! Что у меня было еще?
— Фентон, дай мою шкатулку с драгоценностями.
Мне нужна была пачка восточных банкнот, которая у меня оставалась. Я пересчитала их. Но я понятия не имела, сколько стоит билет на трансконтинентальный поезд. Хватит ли? А если нет, то у кого я могу взять в долг?
У меня в городе было пять знакомств, но к двум из них я не могла прибегнуть. Оставалось три, причем последнее было и ближайшим. Сжимая банкноты, я посмотрела на крутившуюся вокруг меня Фентон.
— Миссис Дивз сейчас здесь?
— Да, если не уехала с хозяином. Они так часто уезжают и приезжают…
— Попроси ее прийти сюда.
Фентон неохотно вышла. Но миссис Дивз объявилась со скоростью, предполагавшей немалый интерес к моим делам, просто ошеломляющий интерес. Она пристально разглядывала меня, но мне это было безразлично.
— Я так рада, что вы чувствуете себя лучше…
Я прервала ее жестом, отметающим необходимость в обмене любезностями. Для меня важна была только моя цель.
— Я должна попросить у вас денег в долг. — Возможно, это прозвучало довольно грубо, но чувствовалось — время работает против меня. — У меня остались только эти банкноты, других средств под рукой у меня нет. И я боюсь, что этого недостаточно, чтобы оплатить проезд на восток.
Она была поражена и явно захвачена врасплох, как будто эти слова были последним, что она ожидала от меня услышать. Но они доставили ей удовольствие — мое присутствие всегда было ей ненавистно.
— Вы собираетесь вернуться на восток… когда? — Теперь она выражалась так же прямо, как и я.
— Как можно скорее. Я, конечно, поеду поездом — весь вопрос в плате за проезд и пропитание.
— Вы обсуждали это с Аленом? — Она буквально сверлила меня взглядом.
— Здесь нечего обсуждать. Причин для моего пребывания здесь более не существует. И я не нахожу свой визит в Сан-Франциско столь приятным, чтобы его захотелось продлить. Что до мистера Соважа, то я оставлю ему письмо. Думаю, вы согласитесь, что это наилучший выход?
Она облизнула губы.
— Вы ничего не спрашиваете… касательно Викторины…
— То, что случилось, я постараюсь забыть, и чем скорее, тем лучше. Что до Викторины… полагаю, ее брат примет меры, чтобы ограничить ее действия.
Миссис Дивз покачала головой.
— Она уехала… со своим мужем… Эта тварь действительно ее муж. Ален посадил их вчера на борт «Тангуса», их доставят в Вест-Индию. Он не захотел, чтобы их осудили по закону — вышел бы слишком большой скандал. И оказалось, что Викторина вовсе не его сестра, не Соваж. Ему сообщил это кто-то, знающий обстоятельства ее рождения. Она — дочь любовника его мачехи. Узнав об этом, он счел, что у него нет причин держать ее вдали от избранного ею мужа.