Вот спасибо, так спасибо! Нет уж, как говориться, лучше вы к нам, в… короче — сюда, в этот мир. Я, знаете ли, еще пожить хочу. Никогда не думал зачем живу и в чем цель, но меня всегда заботило «как?» и «как долго?», а уж что там будет дальше… вот потом и посмотрим.
***
Золу от погребального костра мы просто и незатейливо погрузили в нашедшийся мешок. Мешок отнесли в маленькую лодку, небольшую четырехметровую юркую посудину с парой лавок посредине. Йорген сел на корме, я на носу, хотя все это условности — нос и корма у лодочки были такие же одинаковые, как и у большой лодки. Дружинники сели на весла. Когда я изъявил желание погрести, Хрок усмехнулся.
— Оставь весла тем, кто знает, что это такое!
— То есть я, по-твоему, весло впервые вижу?
— Отец позволял тебе выходить в море? — удивился Хрок
— Да что тут такого? — искренне поразился я, — Мы же не через океан в штормягу ходили! Тут в заливе достаточно спокойно
Парни, вы чего? Может тут сесть за весло что-то из ряда вон, но в моем мире, покатать барышню на гребной лодочке где-нибудь в парке — самое то. Риск лишь намокнуть, но даже это, плюс легкая качка, некая отдаленность берега и тому подобное заставляют девушкино сердечко колотиться сильнее, тем самым повышая уровень общего тонуса, сиречь возбуждения. Ну а воспользоваться или нет этим состоянием, это уж твоя задача.
Однако я удосужился уважительного взгляда. Похоже я все-таки чего-то не знаю.
Мужики приладили весла — оперли их о торчащие из планширя пеньки, зафиксировав веревочными петлями, эдакий прообраз уключины, навалились, и мы очень легко отошли от берега на десяток метров. После чего Варди встал, широко расставив ноги, поднял мешок. Хрок, с помощью весел удерживал лодку, Йорген сидел, вцепившись в высоко возвышающийся брус штевня. Посмотрев на Варди и я поднялся на ноги. Лодочка изрядно покачивалась, все же волнение в заливе присутствовало и ее круглые борта способствовали раскачке.
— Прощай друг, — торжественно произнес дружинник, — твоя душа отправилась на небеса, а твой прах, я предаю воде. Ибо как завещано нам богами: да будет предан прах крестьянина земле, а прах воина морю.
С этими словами он высыпал содержимое мешка в воду. Поднявшуюся при этом мелкую зольную пыль отнесло ветром в сторону берега. Почему-то стало грустно. Мелькнула мысль «ну вот Гера, ты и остался один». Но через секунду ее забила другая: «можно подумать это похоронили твоих настоящих родных. Я и так здесь один, и никто кроме меня обо мне не позаботиться».
***
Подогреваемый этой мыслью я, после возвращения на берег и вытаскивания лодки на песок направился к дяде.
— Вот кстати, Асгейр, надо достать сети и развесить для просушки.
— Погоди, Йорген, — намеренно назвал дядю по имени я, — кажется нам пора поговорить.
— Что ж, — через паузу выдохнул тот, — если ты считаешь, что надо, давай поговорим.
Давай! Мысленно настроился я на словесную дуэль
— И почему мне второй день кажется, что кто-то здесь хочет меня кинуть?
Хорошо завернул, аж самому понравилось.
— Ничего не понял, — нахмурил брови дядя, — можешь выражаться яснее.
Ну ок!
— Дядя, мне кажется, или ты решил отжать у меня одаль? — подпустил язвительной иронии в голос.
— Тебе не кажется. Не знаю, что ты имеешь в виду, говоря «отжать», но хозяйству нужен хозяин, без него одаль умрет.
— Хозяин здесь я!
— Почему ты так решил?
Оба-на! Ты прикалываешься чтоль? Или решил включить «дурака»?
— Потому что это собственность моего отца!
Что, съел? Говнюк. Вали отсюда со своими загребущими лапками!
— В первую очередь, это собственность рода! — припечатал пожилой орк, — Твой отец, да пребудет он подле Одина, теперь не может заботится о хозяйстве, у него теперь другой удел. И род не может допустить, чтоб хозяйство захирело.
Да ты что? Деревянный чтоль? Не вкуриваешь?
— Это мой одаль по праву. Но наследству!
— Хорошо, — сбавил тон дядя, — похоже ты просто не понимаешь, может последствие раны сказываются… Попробую объяснить по-другому. — он вздохнул, подняв глаза к небу, — что ты знаешь о хозяйствовании…
— Что оно мое!
— Я не про одаль, — дядя начал говорить так, как детям объясняют прописные истины, — расскажи мне, мальчик, когда надо собирать хлеб? Сколько сена нужно заготовить для каждой овцы или коровы чтоб хватило до новой травы? Когда нужно сеять рож, а когда овес, когда ячмень? Если лето по приметам будет дождливым, чего больше ты будешь сеять: ржи, овса или ячменя? Когда надо стричь овец? Когда собирать лен? В какой сезон собирать птичьи яйца? Когда собирать дикий мед? Что выгоднее — отправить своих людей за горючим камнем, или пусть они лучше пашут и пасут, тогда тебе будет на что купить его?
— Ну тут не сложно, — ухватился я, за простую для себя задачу, — надо просто монетизировать выработку каждого работника, то есть сколько он производит… То есть посчитать, сколько стоит то, что он произведет за сезон, например сколько будет стоить выращенный лично им хлеб… Ну если он будет не один, высчитать долю… Потом поделить на количество потраченных на работу дней, посчитать сколько дней он будет отсутствовать, и это будет упущенная выгода. Сопоставляем со стоимостью угля… Все просто!
— Ты сложно говоришь, но я понял. Наверно у матери набрался новых словечек? Ох уж эти люди… В целом ты прав… — я мысленно расцвел и задрал нос, а дядя продолжил, — хоть я говорил не про древесный уголь, а про горючий камень…
Блин-блин-блин! Надо следить за языком, я-то имел в виду каменный уголь!
— … но что со всем остальным? — он с прищуром посмотрел на меня долгим взглядом.
Сука! Меня буквально втоптали в грязь перед всем народом. Злость бросила кровь в лицо, я почувствовал, как горят щеки, пульс вновь отдавался набатом в висках, горло предательски сдавило.
— Твой дядя прав, Асгейр. — Варди попытался мягко приобнять меня за плечи, но я скинул его руку. — Он даже не спросил, где ты возьмешь людей? Ты же один.
— Я думал… — с трудом выдавил я, стараясь изо всех сил чтоб голос не дрогнул, — я хотел попросить людей у него.
— У меня нет лишних людей, мальчик. Мне самому-то не хватает, прошлой зимой умерли три работника, а еще я лишился двух рабов. Мне уже сейчас не хватает рабочих рук. Я даже Мари не оставлю здесь зимовать — он постарается подготовить одаль к весне, после чего со всем скотом, который сможем найти и людьми уйдет зимовать ко мне.
Злость бурлила и клокотала. Меня будто публично выпороли перед всем классом, ткнув носом в собственную некомпетентность.
— Ярл узнает, что здесь твориться беззаконие! — даже я почувствовал, что меня понесло, но остановиться уже не мог.
Хрок с Варди переглянулись.
— Будь, по-твоему, — опять мягко согласился дядя, — я все равно собирался ехать в Борг после сбора урожая, до снегопадов. Я возьму тебя с собой.
— Я…
— Я все сказал, — неожиданно жестко пригвоздил Йорген, не дав мне ляпнуть очередную глупость.
— Асгейр, погоди!
Но я только отмахнулся, и сдерживая злые слезы бросился к ближайшей опушке леса.
— Оставь Хрок, пацан позлиться и вернется.
— Парень злобный, как хорек!
Последнее, прозвучало как похвала? Проехали! Я вбежал под деревья, попытался углубиться, но лес был редким, да и начался склон, так что все равно скрыться полностью мне бы не удалось. Тем не менее, я поднялся немного вверх, пока обувь не стала скользить по влажной земле. И все же вскарабкался, хватаясь за ветви и стволы деревьев еще немного. Там, метрах в двадцати выше берега я углядел скрытую густым кустарником вымоину. Перемазавшись в земле, наконец добрался, рухнул на задницу.
Физическая нагрузка пережгла злость, слезы, так и не пролившись высохли на дне глазниц. Пульс молотил уже не от приступа бешенства, а от спринтерского рывка. И все же горечь осознания и злость по-прежнему бурлили где-то глубоко.