Креод недоумённо спросил:
— Что не так?
Купец огрызнулся:
— Всё не так, приятель. Этот придурок, одно слово что владетель, снова бесится с жиру. Собрал дружков и не даёт переезжать мост. А давать крюк в две десятицы не хочу уже я.
Креод хмыкнул:
— Много просит за переправу?
— Да вообще не берёт денег, — Купец хлопнул себя по бедру. — Говорю же — с жиру бесится. Требует, чтобы с ними дрались.
Резко повернувшись к нам, купец смерил нас задумчивым взглядом:
— Может, вы бы…
Креод вскинул руки:
— Ты в своём уме уважаемый? Нас за такую наглость тут же вздёрнут! Поднять руку на владетеля Дома или его людей? По-твоему, мы из Осколков?
Купец, будто и не услышав Креода, вздохнул:
— Да и вас всего двое, не потянете. Придётся опять ждать удачи.
Отвернулся, потеряв интерес, громко закричал:
— Бездельники, радуйтесь, настало ваше время! Съезжайте с дороги, разбиваем лагерь перед самым мостом! Перед самым! Чтобы и телеги между нами и берегом было не всунуть!
С того дня миновало две десятицы. Те самые две десятицы, которые купец пожалел для крюка в обход. Только выбрав другой путь, мы бы сейчас с каждым днём становились ближе к центру королевства и Кузне, а так продолжали торчать на одном месте.
И Креод, и я уже начали беспокоиться: наш запас времени на дорогу тоже таял с каждым днём. А счастливого случая, которого по обещаниям купца ждать нужно было два, самое большое три дня — всё не случалось.
Креод негромко предложил:
— Давайте завтра с утра? — и поскольку близко не оказалось вообще никого, добавил уже даже позабытое. — Господин?
Я кивнул. Он предлагал оставить обоз, отъехать за лес и переправиться через реку вплавь. У нас-то нет тяжело груженных телег, нам не нужен мост.
Ждать дальше нет смысла. Уже весь спуск от леса к реке заставлен подводами. Здесь сейчас скопилось три больших обоза и почти десяток малых. Все они съезжали с дороги, оказавшись перед непреодолимым препятствием: сидящем в кресле на той стороне моста владетелем Дома Матон.
Поднять руку на владетеля? За это преступление для любого простолюдина наказание только одно — смерть.
Впрочем, на нашем берегу ждал удачи и почти десяток слабых идаров, выходцев из Малых домов, побочные их ветви, живущие с меча, имеющие право на свой герб, но не включённые в списки поколения албо или диа своего Дома.
Впрочем, это было справедливо. То, что они продемонстрировали в схватках на мосту, меня совершенно не впечатлило. Тот же Флайм и то умел больше на пути меча. Ни один из тех, что вступал на мост, не показал ничего большего, чем обычный Мечник: использование внутренних техник, сила и крепость тела, первые движения пути меча.
И эти слабаки бросали вызов владетелю Дома? Я подозревал, что он самое малое Возвышенный мечник, а может быть и Паладин меча.
Да он и не один на том берегу. И я не говорю о простых солдатах его Дома. С ним там пировало сегодня не меньше двенадцати носящих гербы идаров из других Домов и два идара адепта внешних техник. Каждый раз, когда владетель Матон побеждал, то милостиво присылал одного из них к проигравшему, чтобы залечить его раны и дать шанс на ещё одну схватку.
Скуластый здоровяк, носящий герб Малого дома Апойо, к примеру, уже шесть раз дрался с владетелем Матоном. Но такой упрямец на нашем берегу только один. Хотя трусости остальных я не понимал. Отличный случай, чтобы получить урок от великолепного мечника, это позволило бы им шагнуть чуть дальше в пути меча и более полно использовать дары Хранителей.
Жаль, что я ещё не имею права на вызов. Жаль, что отец приказал скрывать своё имя. Иначе я бы не упустил такой шанс.
От мыслей меня отвлёк стук копыт. Следом раздался довольный выкрик нашего купца:
— Ну наконец-то Хранители обратили на нас свой взор!
Мы так и стояли самые первые от моста. Поэтому кавалькада всадников на иссиня-чёрных огромных граухах, сопровождавшая карету, остановилась точно рядом с нами. Мало того что под воинами были великолепные граухи, так они ещё и все щеголяли в лёгких, развевавшихся на ветру шёлковых одеждах, наглядно демонстрируя силу крови Предка в жилах.
Идары, носящие в жилах ихор и дары предков, идары, которым не нужны доспехи.
Передовой всадник, высокий и худой мужчина в синих одеяниях, безошибочно нашёл взглядом купца, поманил его пальцем:
— Что тут творится?
— Ваше сиятельство! — Купец согнулся, едва не коснувшись земли рукой.
Я поморщился. На мой взгляд он сильно польстил идарам. Обращаться к простым слугам, как к владетелям полноценного Дома? Конечно, они все Мечники, самое меньше, но я не вижу гербов на левой стороне груди, а значит, они либо из побочных ветвей, либо отказались от своих Домов ради служения чужому. То, на что в прошлом году намекал отец, заведя со мной разговор об обычаях юга и службе там.
Непонятно только, какому Дому они служат. На карете нет герба. И нет даже цветной ленточки, которая намекнула бы на род.
А купец подскочил ближе ко всаднику, запрокинул голову:
— Его сиятельство Матон требует испытания веры и крови для всех, кто пытается проехать через его мост.
Худой всадник хмыкнул:
— Каков наглец, — махнул рукой одному из своих спутников, — Эсбелт, проучи его.
Купец затараторил:
— Ваше сиятельство, ваше сиятельство, с его сиятельством ещё много его друзей. И они требуют того же самого.
Теперь уже все всадники переглянулись, их главный, тот, что худой и высокий спросил:
— А адепт у владетеля Матона есть?
— Даже два, ваша милость.
Худой ухмыльнулся:
— Тогда сделаем это быстро.
Шестеро всадников дружно спешились. Один из них бросил нам на ходу:
— Не вздумайте тянуть лапы к граухам, откусят не пальцы, а руку по локоть.
Я криво улыбнулся. Хорошее предупреждение. Выходит, их животные обучены, как граух отца? Признавать только одну руку? Граухи для боя.
Впрочем, совет хорош для любого другого, но не для меня. Не знаю уж в чём тут дело, но граухи, неважно какие, даже самые норовистые и обученные признавать только одного хозяина, сами ластились ко мне, стоило подойти поближе. Исключений я ещё не видел.
Даже граух владетеля Великого дома Хонесто, его светлости Ирмая — позволил мне себя гладить и не скалил клыки. Глаза его слуги я помню до сих пор.
Четверо оставшихся на месте всадников подали ближе к карете, буквально закрывая её своими телами.
Из неё донёсся полный силы и спокойствия голос:
— Гийом.
Тот, что заговорил с нами первым, высокий и худой, обернулся:
— Да, ваша светлость.
Рядом со мной крякнул возчик. Я и сам впился взглядом в карету. Светлость — это обращение к владетелю Великого дома. А их не так уж много в королевстве. И они могут позволить себе и подобных граухов, и слуг из сильных идаров.
Тут мне пришлось напомнить себе, что это в нашей семье есть только я, наследник, да ещё отец. Албо и диа Дома. А ведь обычно семья это четыре поколения. Может быть, в карете старейшина или хранитель традиций? Амо или деко Дома. Хотя нет. Хранителем стал бы мой прадед, а голос из кареты не настолько стар. Он вряд ли и старейшина. Мне кажется, человек в карете не старше моего отца.
— Гийом, мне не нравится, что кто-то вспоминает традиции, которым самое место под могильной плитой. Накажи этого Матона.
Высокий ухмыльнулся:
— Да, ваша светлость.
— Но не перегни палку. Я не собираюсь разбираться, если ты его убьёшь. У меня нет сейчас на это времени. Сдерживай меч.
— Да, ваша светлость.
Теперь крякнул Креод. И я его отлично понимал. Королевским эдиктом дуэли и давно забытые испытания крови и веры в Предков должны происходить без смертей, носящих в жилах дар ихора. Наказание — смерть убийцы, пусть даже случайного. А по словам того, кто сидит в карете — его это совершенно не волнует, и только спешка не даёт ему так сильно наказать владетеля Матона. Да кто он такой? Сын короля? Помню, два года назад на ярмарке, ребята рассказывали мне одну нехорошую историю…
