Мысли ее устремились в огонь, в этот «палец» Предвечного.
Внезапно она почувствовала прикосновение чьей–то сильной руки и, открыв глаза, увидела искаженное страхом лицо Бренора.
— Ты свихнулась, дочка?! — воскликнул он.
Кэтти–бри удивленно прищурилась.
— Ты собралась сунуть руку в раскаленную печь! — Бренор покачал головой, и на лице его отразилось смятение. — Весь этот проклятый мир сошел с ума, — пробормотал он и потянулся за своим щитом.
Кэтти–бри схватила дворфа за локоть, убрала его руку и жестом велела ему отойти.
— Если увидишь, что огонь причиняет мне боль, тогда вытащи меня! — сердито прикрикнула она. — Но если нет, тогда знай свое место, а твое место в стороне. И притом не открывай пасть!
— Ба! — фыркнул Бренор, отступив с таким видом, словно его ударили по лицу. — Хорошо же ты говоришь со своим королем.
— Ба! — пренебрежительно кинула Кэтти–бри.
— Еще лучше вот так говорить со своим отцом! — сердился Бренор.
— Только так и можно говорить с безмозглым глупцом! — резко ответила Кэтти–бри. — Мы начнем делать то, за чем пришли сюда, или нет? Ты сказал, что это тебе нужно, но если ты передумал, тогда я найду другой щит!
— Я хочу получить то, что ты мне обещала, но не хочу, чтобы моя дочка совала руку в пасть треклятому огненному чудищу!
— Я ведь уже спускалась в пропасть к этому существу, — призналась Кэтти–бри, и Бренор разинул рот.
— Чего? — едва слышно прошептал он.
— Прошу тебя, отец, доверься мне! — взмолилась Кэтти–бри.
— Ты не совала туда руку в прошлый раз, когда колдовала над моим щитом и топором. Я отлично помню, что ты взяла кочергу, как это делают все кузнецы! И рукавицы надела, помнишь?
— Сейчас это… другое, — промолвила Кэтти–бри, снова глядя на соблазнительные, манящие белые языки пламени, бушевавшего внутри главного горна Гаунтлгрима.
— Ты же себе руку сожжешь, чтоб мне пропасть!
Кэтти–бри покачала головой, не отрывая взгляда от пламени, и владевшая ею уверенность так ясно выразилась у нее на лице, что Бренор отпустил ее и отошел.
Дух Кэтти–бри снова полетел вперед, в белый огонь. Она чувствовала прикосновение магии горна, слышала голос Предвечного. Она поднесла раскрытую ладонь к огню и при помощи кольца различила слова загадочного существа.
Она сунула в горн Орбкресс, заколдованный щит, который создал великий оружейник–дроу Гол’фанин в этой самой кузнице.
Кэтти–бри довольно долго стояла так, и щит представился ей теперь в совершенно ином свете. Перед ее мысленным взором, подобно отдельным заклинаниям, которые следовало привести в действие, проплывали отдельные фрагменты этого предмета — расходящиеся от центра нити паутины, спиральные нити, мягкий, но необыкновенно прочный материал.
Все так же зажмурившись, продолжая держать перед внутренним взором образы заклинаний, заключенных в Орбкрессе, Кэтти–бри протянула руку за спину и нащупала на поддоне щит Бренора. У нее больше не осталось сомнений, и поэтому она твердой рукой взяла щит дворфа и положила его в печь.
Заклинания в щите Бренора тоже стали ей ясно видны: они бурлили, проплывая рядом с чарами Орбкресса. Многие представились ей отдельно.
— И… — прошептала Кэтти–бри.
Материал щита Бренора то появлялся у нее перед глазами, то исчезал, то переплетался с мягкой паутиной Орбкресса, и Кэтти–бри поняла, какой выбор нужно сделать — какой выбор должна сделать она, а не Предвечный.
— Или… — прошептала она. Она улыбнулась и начала творить чары — мощное заклинание, которое во время предыдущей встречи продемонстрировал ей Предвечный.
Кэтти–бри пошевелила пальцами, которые все еще находились рядом с белым пламенем, охватившим оба щита. Она чувствовала жар, сильный, смертоносный жар, но огонь не жег ее, а лишь согревал, согревал до глубины души, грел ее сердце. В нем крылась красота, которую она пока не могла даже постичь, это была совершенно иная форма жизни, форма существования, вечная, как сами боги… нет, вечная, как звезды.
Она испытывала благодарность к Предвечному, она чувствовала себя ничтожно маленькой перед лицом этого бессмертного существа, обладавшего невиданным могуществом, бесконечными знаниями и сверхъестественным разумом; и это существо снизошло до нее. Она как никогда ясно осознала, что это богоподобное создание могло с легкостью уничтожить ее в огненной яме в тот день, когда она по просьбе Джарлакса спустилась за Когтем Шарона. И оно могло сжечь ее сейчас, в одно мгновение. Рука ее находилась за пределами защитного магического барьера горна, открытая Предвечному. При желании он мог коснуться ее и превратить в пепел.
Кэтти–бри была совершенно беззащитна перед этим божественным созданием и оставалась в живых только потому, что оно не желало лишать ее жизни.
Вместо этого существо хотело воспользоваться ее способностями, научить ее чему–то, с ее помощью каким–то образом высвободить свою магическую энергию.
Прошло несколько долгих минут, и наконец Кэтти–бри открыла глаза и отошла от отверстия горна. Она обливалась потом, чувствовала полное изнеможение; ей пришлось прислониться к столу с поддоном, чтобы не упасть, и сделать несколько глубоких вдохов. Она боялась потерять сознание.
Бренор подскочил к ней, подхватил, повторял ее имя.
— Дочка, что с тобой? Дочка?
Кэтти–бри отдышалась, с трудом открыла глаза, затем на губах ее появилась широкая улыбка.
— Что ты сделала? — мрачно спросил Бренор.
Кэтти–бри пожала плечами и покачала головой, вот и весь ответ. Все происходящее оказалось выше ее понимания, выше понимания смертного существа. Это было прекрасно. Она получила редкостную возможность заглянуть в мир бессмертных, и это потрясло ее настолько сильно, что она не могла вымолвить ни слова. Ей потребовалось сделать над собой усилие, чтобы не захихикать, подобно взволнованному ребенку.
Она подошла к рабочему столу и указала на висевшие на крюке щипцы — инструмент, на который были наложены могущественные чары, словно на знаменитые предметы вооружения Фаэруна. Обычный металл, соприкасаясь с огнем главного горна, почти немедленно плавился, но эти щипцы выковали и зачаровали во времена основания Гаунтлгрима.
Бренор надел толстые рукавицы, лежавшие на столе, и взял щипцы. Прищурившись на ослепительное пламя, он сунул щипцы в печь и пошарил там. Глаза у него стали круглыми от изумления, когда он вместо двух щитов нашел там один.
— Что ты сделала, дочка? — неуверенно спросил он снова и медленно потянул щипцы на себя.
Он вытащил и положил на поддон свой щит — нет, это был не его щит! Да, изображение кружки с пивом осталось, оно сверкало, словно мифрил, а пена была молочно–белой. Однако теперь это изображение приняло вид барельефа. Щит казался знакомым, но все же изменился: Бренор мог видеть внутри металла и дерева какие–то нити — прекрасную симметричную паутину.
Он рискнул прикоснуться к щиту, затем изумленно посмотрел на него и снял обе рукавицы.
— Не горячий. — утвердительно произнес король.
Кэтти–бри лишь улыбнулась в ответ. Она даже не нашла в себе сил заговорить.
Бренор взял свой новый щит.
— Такой легкий, — заметил он. Затем на лице дворфа появилось тревожное выражение; он надел его на левую руку, пошарил за щитом правой и выдохнул с облегчением, извлекши оттуда кружку темно–золотистого эля. Пенящийся напиток переливался через край.
Бренор уставился на полупрозрачную стеклянную кружку, и улыбка его становилась все шире по мере того, как пузырьки поднимались на поверхность и шапка пены росла.
Он поднес кружку к губам и сделал добрый глоток; половину бороды залила белая пена. Дворф одобрительно кивнул.
— На ощупь такой же, эль делает такой же, выглядит… — Бренор замолчал и присмотрелся к щиту, провел пальцем вдоль нитей паутины, заключенных в толще дерева и металла. — Выглядит немного иначе, — кивнул он; впрочем, на лице его не было ни недовольства, ни неодобрения. — Что же ты еще с ним сделала, дочка?
