Нина говорила, что ее мама позаботится о ее пьяном отце. Это явно была она.
Бригида приближалась, трава пропускала ее. Перед ней сорняки цвели маленькими желтыми цветочками, каждый из пяти лепестков был в форме сердечка. Хоть растение выглядело безобидно, оно было опасным гостем в полях деревни.
— Лапчатка ползучая глубоко проникает корнями. Их нужно выкапывать, иначе она вырастет снова.
Веселый смех.
— Поэтому я не могу от нее избавиться?! — женщина медленно выпрямилась, вытерла руки о грязный фартук и повернулась. В сорок лет она все еще была красавицей, с густыми волосами и полными губами, но синяк и пара царапин портили ее скулу. Она отвернулась, пряча ту сторону лица, опустила взгляд темных глаз на землю, погрузила руки в землю. — Слава Святой Мокоше.
Ее ладонь сжимала косу. Бригида поправила платье и склонилась к женщине.
— Слава. Я пришла по Ее делу. Как вас зовут?
— Зофья, — пальцы женщины рыли землю. — Чем могу помочь, Жница?
— Кое-кто видел события праздника. Мне нужно поговорить…
— О, да, но Нины тут нет, Жница, — быстро ответила Зофья. — Я… не знаю, куда она пошла.
Нина? Как быстро ее имя слетело с губ Зофьи.
Бригида покачала головой.
— Ваш муж.
Зофья закрылась, как одуванчик в тени.
— М-муж? Но он…
— Он тут, да? Прошу, отведите меня к нему, — Бригида встала, не дожидаясь ее ответа. Она лучше увидит его с Зофьей, проведшей ее в дом, чем с гневом крови, распахнувшим дверь.
С уважением кивнув, Зофья кашлянула и повернулась к дому.
— Сюда, Жница.
Зофья повела ее вокруг огорода к тяжелой дубовой двери, которую она открыла.
— Дарек! Подойди. У нас гость!
Зофья указала ей, прошла за ней и закрыла дверь. Внутри дом не сочетался с внешним видом хижины. Над камином висели бычьи рога, как на троне. Мебель была хорошо вырезана, раскрашена ярко-красными маками. Ландыши в букетах добавляли воздуху свой чарующий аромат.
— Будешь чай, Жница? — спросила Зофья, но уже шла к чайнику, висящему над огнем.
— Спасибо, — выдавила Бригида, тяжелые шаги донеслись из-за шторы с вышитыми цветами.
Дариуш пригнулся и прошел в дверной проем, его простая белая рубашка и штаны были мокрыми от пота, хоть он был с множеством колец. Если он работал в полях, то уже провел там время сегодня. Он уже не был румяным и неадекватным, как на празднике, а выглядел трезво. Он смотрел на нее из-под темных сдвинутых бровей.
— Ты… с праздника, — сказал он низким голосом, шумно дыша. Казалось, каждое слово давалось ему с трудом.
— Это Жница Смерти святой Мокоши, да славится Ее имя, — сказала Зофья у камина. Ее громкий голос стал шепотом под конец.
Дариуш посмотрел на ее платье, древко косы, нити пояса и следы смородины под глазами. В отличие от других жителей, он не стал падать на колени или хвататься за камень Мокоши, не поспешил к источнику воды с тихой молитвой. Его веко дергалось, он смотрел на нее, и благоговение глаз многих было затемнено чем-то под поверхностью. Чем-то злым.
Не отводя взгляда, он подошел к ней, навис над ней как леший. Он скрестил большие руки.
— И что она от меня хочет? — спросил он, хоть это звучало как утверждение, а не вопрос.
— То, что требует служба Мокоше, — ответила она, хоть ее голос дрожал. Она сглотнула. — Вы были там в ночь праздника. Можете описать события, как вы их помните?
Он выдохнул носом, взгляд потемнел.
— Я пришел, отпраздновал и ушел.
После него было слышно только бурление воды и треск огня.
Он не собирался упрощать ей работу. Она подавила желание вздохнуть.
— А что вы помните о Роксане в ту ночь?
Он прищурился.
— Она была жива, когда я ушел.
Шорох юбок, Зофья ходила по хижине, готовила чай.
— Куда вы пошли после праздника?
Он склонил голову, провел пальцем под глазом.
— А ты как думаешь?
Он не просто усложнял, он делал это невозможным. Но она не сдастся так легко.
Сжав свободной рукой флакон, она подошла к нему, смотрела на его мрачное лицо. О таких мужчинах ее предупреждали мамы — злых, жестоких, наглых. Но…
Он возвышался над ней, как леший, но у него не было и десятой доли той силы. И сотой доли. И тысячной доли.
Она была потомком Иги Мрок. Слугой Мокоши. Ведьмой озера. Она не боялась лешего, не испугается и мужчины, который, по сравнению с духами леса, был не больше травинки. И с флаконом озерной воды в руке она была неуязвимой.
— Я спрошу еще раз… — начала она низким голосом, крепче сжав флакон.
Он открыл рот, но Зофья прошла между ними с двумя чашками чая.
— Чай готов!
Хоть Зофья протягивала им чай, Дариуш не двигался, и Бригида тоже. Если он хотел запугать ее, у него не получится.
Наконец, уголок его рта приподнялся, он принял чай у жены, так сделала и Бригида.
Зофья выдохнула, поманила их к стульям.
— Прошу… садись, Жница, — добавила она с нервным смешком, с опаской взглянув на мужа, который не сдвинулся с места. — М-мой муж пришел домой с праздника. Его привели мужчины, и он проспал всю ночь.
Когда Бригида посмотрела на Дариуша, он с вызовом приподнял брови, глаза блестели. Он опустил чай с тихим смехом и вышел из хижины.
Девушка была мертва — мертва — а он не воспринимал это серьезно? Улыбался и смеялся?
Качая головой, она поднесла чашку чая к губам, он был травяным, с сильным ароматом шиповника и малины. Закрыв глаза, она сделала глоток, позволяя огню в ней угаснуть с каждым вдохом. Огонь только мешал ей судить.
Но отец с дочерью возраста Роксаны, как Нина, должен был переживать из-за убийства, да?
Если он не сделал это сам.
Нет, то, что он вышел из хижины, не означало, что он сбежал от расследования.
Она опустила чашку, хотела встать, но Зофья протянула над столом дрожащую руку.
— Жница, прошу… знаю, мой муж бывает сложным, — тихо сказала она, взглянув на дверь, — но он правда был дома всю ночь после праздника. Клянусь.
А кто сказал, пошел он домой сразу или сделал крюк? Или что мужчины, которые привели его, не были соучастниками?
— Он был так пьян, что не мог сам идти, и я уверена, что он расстроен, потому что мало помнит о той ночи, но смущается признать, — добавила Зофья с дрожащей улыбкой.
В этом была доля правды, скрытая, как семена под землей. Она не могла понять, что из этого вырастет. Но если его ненавидящий взгляд что-то и показывал,
