Ознакомительная версия.
Васька сделала осторожный шажок вперед. Под ногами влажно смялась прелая солома. Тут ни один Мистер Проппер не поможет. Живьем сожрут какие–нибудь палочки, навроде кишечной. Кстати, каждый представитель вышеозначенной палочки в этом заведении должен быть размером с кролика, не меньше. При эдакой–то антисанитарии. Впечатление такое, словно тут не харчевня, а в зоомагазин по продаже экзотических микробов. Бр–р–р.
И здесь работать?
Ну… выбирать–то не приходится и, расправив плечи, Васька шагнула вперед — к неминуемой смерти от грязи.
Борясь с отвращением, девушка пробиралась между хаотично расставленными столами к грязной стойке, за которой стоял то ли хозяин заведения, то ли его доверенное лицо. Приземистый и непропорционально широкоплечий мужик средних лет — лысый, со свисающими до подбородка усами и в рубахе с распахнутым воротом — протирал залапанную кружку засаленным полотенцем. Он был очень мощный, но ростом почти на полголовы ниже и без того невысокой Василисы.
— Чего тебе? — зло спросил халдей, словно незнакомка была не простой посетительницей, а всемирным сосредоточением зла, даже не просто зла, а зла инфернального, вроде санэпиднадзора.
Незадачливая странница осторожно поинтересовалась:
— Извините, вы — Багой?
Тот, к кому обращались эти слова, посмотрел с сомнением, пожевал губами, что–то прикидывая в уме, и лишь спустя несколько долгих мгновений глубокомысленного молчания изрек:
— Ну, а если и так? Чего надо?
— Я работу ищу. Вам, вроде, кухарка требуется, — чуть тише и с меньшей уверенностью продолжила допытываться девушка.
— Это ты что ли кухарка? — усмехнулся корчмарь, оглядывая претендентку на столь ответственный пост. — У меня тут мужики не держатся, куда уж тебе–то?
И вот здесь Ваську словно замкнуло, она вспомнила, как когда–то давно проходила практику, работая помощником повара в детском оздоровительном лагере. Вспомнила свою начальницу — Галину Петровну, дородную женщину, всю жизнь бившуюся на фронтах горячих обедов за наваристость и нажористость.
Так вот Галина Петровна говорила следующее: "Мужик–повар — это извращенец. Всякие там фрикассе и фондю под соусом бломанже. А борщ лучше бабы никто никогда не сварит. Ну, раз ты съешь эту фондю, ну два, а потом что? Все равно ведь щей захочется. Так что, девки, учитесь готовить простую еду. Бломанжой сыт не будешь, только у плиты упреешь, пока скостромишь. А мужик что? Мужик — скотина беззаботная. У него свободного времени навалом, вот пусть он со своими фондями и скачет".
И сейчас воспоминание о первой начальнице не дало скукситься, Васька расправила плечи и с вызовом сказала:
— Значит, такие мужики хилые были! А я девушка крепкая. Да и готовлю уж точно получше того, кто здесь сегодня кухарил.
— У меня сегодня кухарил я, — веско заметил корчмарь и замолчал, о чем–то размышляя. Потом подвигал челюстью и осведомился:
— А рекомендации у тебя есть?
Лиса закашлялась от возмущения.
— Рекомендации? А то! Несъедобную бурду делаю быстро и недорого, кто угодно подтвердит.
Её колкость осталась без ответа. Собеседник задумчиво оглаживал усы.
— Рекомендаций нет, значит… — сказал он, растягивая слова, и пробормотал совсем уж непонятное: — Да и собой тоща…
Нет, ну, надо же! Девушка закипятилась. Угодила в новый мир, но и тут, похоже, не вписалась в каноны прекрасного. У себя была недостаточно худа, здесь недостаточно полновата! Однако досада не помешала на всякий случай уточнить:
— А вы точно стряпуху ищете? Не мякоть для жаркого? А то я, пожалуй, пойду…
Лучше уж сразу внести ясность, чтобы потом не мучиться сомненьями.
— Я те пойду… — пригрозил хозяин и, перегнувшись через стойку, удержал собеседницу за плечо. — Пойдёт она. Стряпню охаяла, гадостей наговорила, а уж идти собралась.
Пришлось остаться. Корчмарь ещё минуту–другую раздумывал и, лишь полностью исчерпав мыслительные силы, спросил:
— Готовить–то хоть умеешь?
Ага, клюнул! Соискательница гордо приосанилась, тряхнула кудрявой головой, добавила взору полета и страсти и даже вздернула подбородок:
— Умею. А если хорошо заплатишь, то через месяц от посетителей отбоя не станет. — Это заявление, конечно, прозвучало несколько хвастливо, но Василиса решила, что сможет пережить муки скромности.
К сожалению, корчмарь не внял и передразнил:
— "Умею"! Да ты наглая.
— Такая.
— Тяжести таскать сможешь? — он подозрительно сощурился. — Учти, поблажек не будет.
— Так вроде же видно, что от ветра не рассыплюсь.
— Хм…
Багой снова подвигал челюстью. Видимо, без этого простого движения мыслительный процесс у него не завязывался.
— А муж, девка, против не будет? Не придет сюда орать да клешнями размахивать?
— Не придет, — утешила Лиса работодателя и пояснила, — я незамужняя.
— Странная девка. А ежели выскочишь?
— А ежели и выскочу, так когда это будет? — парировала собеседница и уточнила: — Тебе кухарка нужна или нет? Судя по запаху — очень даже. Да и посетителей не видать. А которые приходят, так, небось, больше пьют, чем закусывают.
— Платить много не буду, — никак не отреагировав на последнее заявление, ответил хозяин.
— Много пока и не надо, — согласилась соискательница. — Только угол, где буду жить, кухню в полное распоряжение ну и… возможность есть то, что приготовлю.
— Хм… Воду таскаешь сама. Помощников у тебя почти нету. Одна девка и та чахоточная, да еще и без мозгов. Ныть будешь — выкину. Если за две недели посетителей не прибавится втрое, снова выкину. И денег тогда не жди.
Василисе стало смешно, но все же она сдержалась, не стала хихикать, только с очень серьезным лицом ответила:
— Договорились. Но если через две недели народу привалит больше чем втрое, заплатишь.
Корчмарь захохотал. Но кивнул. Только одобрительно заметил:
— Лютая! Пошли, покажу владения.
И он поманил девушку в святая святых, на ходу инструктируя.
— Значит, жить станешь под лестницей. Есть там у меня коморка. Для такой прощелыги — в самый раз. До солнышка встаёшь, вот тут, в кладовке, запасы берёшь и стряпаешь. Чтоб к рассвету харч готов был. Чего надо — скажешь. Сегодня, до сна, посуду, вон, перемоешь.
Василиса проследила за царственным движением могучей руки и едва не осела на пол. Перед ней раскинулся полигон ТБО… Точнее, гора мусора и потрясающего, просто феерического бардака.
— Кухня, — коротко и емко пояснил халдей.
Девушка с трудом перевела дыхание.
Сказать, что здесь было грязно — это ничего не сказать, здесь было настолько грязно, что малейший шажок казался актом насилия над личностью и должен был быть запрещен ООН, ЮНЕСКО, Лигой Наций и Женевской конвенцией.
Ознакомительная версия.
