— Сквозь маленькую дверцу из песчаного льда все видно, — добавил Ковок-ма, — но через нее не проникают дождь и ветер.
Дар представила себе окошко и ставни, от которых в доме не становится темно.
— Это, наверное, очень удобно.
— Хай, — подтвердил Варз-хак, — даже вашавоки хотят иметь песчаный лед. Еще я могу делать из песчаного льда сосуды для хранения разных вещей. Можно видеть, что лежит внутри.
— Если такой сосуд уронить, он разобьется, — сказал Ковок-ма и рассмеялся, — клан Хак умеет делать вещи, которые все хотят иметь и которые все разбивают.
— Вы умеете делать столько полезного, — сказала Дар, — почему же вы воюете?
— Сыновья должны защищать матерей, — ответил Ковок-ма.
— Но как же вы можете защищать матерей, сражаясь за вашавоки? — спросила Дар.
— Я не знаю, — признался Ковок-ма, — эта мудрость принадлежит королеве.
— Наверное, — сказал Зна-ят, — если мы откажемся сражаться на стороне короля вашавоки, они нападут на страну уркзиммути.
— Возможно, ты прав, — сказала Дар и подумала о том, что Зна-ят лучше других орков понимает, как вероломны и жестоки люди.
— В стародавние времена, — сказал Ковок-ма, — уркзиммути не воевали. Мы не делали оружия. Никто не носил тяжелых одежд смерти.
— Этому научили наших предков вашавоки, — добавил Зна-ят.
«Не удивительно, что вы их ненавидите», — подумала Дар и сказала:
— Это были жестокие уроки.
— Хай, — сказал Зна-ят, — но ты научишь нас другому.
— Мне нечему вас научить, — возразила Дар.
— Научишь, — твердо заявил Зна-ят.
Дар в очередной раз удивилась словам Зна-ята.
«Два дня назад он замышлял убить меня, — думала она, — теперь он говорит так, словно мне предначертана какая-то особая судьба».
От этой мысли Дар стало неловко, но она радовалась тому, как перемены в поведении Зна-ята действуют на других орков. Им стало легче, они впервые разговорились. Какое-то время продолжался разговор о привычных занятиях орков. Потом Дар сменила тему и заговорила о более личных вещах, потому что ее интересовало, женаты ли орки. Ей непросто было задать этот вопрос так, чтобы они ее поняли.
— О, — кивнул Дут-ток после того, как Дар предприняла третью попытку задать этот вопрос, — Даргу спрашивает, есть ли у нас мутваши.
— Воевать идут только молодые сыновья, — сказал Ковок-ма, — те, у которых есть мутваши, остаются дома.
— Значит, ни у кого из вас нет мутваши? — спросила Дар.
— Тва, — ответил Ковок-ма.
— Думаю, у Дут-тока скоро будет мутваши, — сказал Лама-ток, — у нашей мутури мудрый нос.
— Что это означает? — непонимающе спросила Дар. Ковок-ма улыбнулся, — когда мутури думает о том, кто станет мутваши для ее сына, она поступает мудро и прячет свой нос.
— Но почему? — спросила Дар.
— Когда кто-то кому-то нравится, это легко заметить, — ответил Ковок-ма.
— Это можно унюхать?
— Хай, — сказал Дут-ток, — запах приятный.
— А я думала, что такие запахи не бывают приятными или неприятными, — призналась Дар.
Дут-ток улыбнулся.
— Когда запах исходит от той матери, что тебе по нраву, он очень приятен.
Дар задумалась о том, что содержит этот запах — аромат любви или желания. Но этот вопрос показался ей слишком личным, и она не стала его задавать. Она спросила о другом:
— А как называется этот запах?
— Атур, — сказал Дут-ток, — как же я по нему тоскую!
Первый день отдыха за многие месяцы стал для Дар почти праздником. Она словно бы тоже возвращалась домой. Она починила порванную кофту, а все остальное время отдыхала или разговаривав с орками. Более всего Дар было дорого новообретенное чувство нужности и родства. Она ощущала, что ее связывает с орками не только необходимость и общая цель, но и то, что все они хорошо, по-доброму относятся друг к другу.
Когда стемнело, Дар и орки нарядились проклятыми. Нога у Дар по-прежнему побаливала, но она могла идти самостоятельно. Еды еще хватало, и по пути Дар не должна была попрошайничать, поэтому шли без задержек. Земля стала суше. Леса сменились зарослями колючих кустарников. Селения, мимо которых они проходили, становились все меньше, и Дар стала меньше волноваться о том, что люди превзойдут числом орков, если разгадают их маскарад и нападут. Ближе к рассвету Дар и орки сошли с дороги и заночевали в зарослях.
Следующая ночь была похожа на предыдущую, но, увы, кончилась еда. Путники проспали весь день. Незадолго до заката Дар отправилась в сторону селений, и там ей дали еду, чтобы она поскорее ушла. Уже было совсем темно, когда Дар собрала столько объедков, что их могло хватить для скудного ужина.
Путники продвигались все дальше на север. Земля ощутимо шла на подъем, становилась все суше и через какое-то время почти превратилась в пустыню. Когда поднялась луна и на землю легли тени, Дар различила в темноте следы древних каналов на поверхности опустошенной долины. Каналы едва угадывались, они стали чуть заметными неглубокими канавками, но их было много, и это зрелище производило сильное впечатление. Ковок-ма заметил, что Дар смотрит на остатки каналов.
— Давным-давно уркзиммути вырыли эти каналы, чтобы привести сюда воду из далекой реки.
— Это место когда-то называлось Зеленой Равниной, — добавил Зна-ят.
— Что же случилось? — спросила Дар.
— Пришли вашавоки, — коротко ответил Зна-ят.
На следующий день Дар отправилась к людским селениям чуть раньше, чем обычно. Ей нужно было больше времени, чтобы набрать еды, потому что крестьяне тут были бедны и еды подавали очень мало, а расстояния между селениями стали довольно большими. К позднему вечеру Дар собрала только несколько заплесневелых клубней. Впереди она увидела еще одно селение. Казалось, там никто не жил. Только в одном доме из-под стрехи тянулись струйки дыма. Дар уже была готова пройти мимо этой деревушки, по голод заставил ее попросить подаяния. Умело постукивая посохом по земле и звеня колокольчиком, она пошла к дому, готовая в любой момент уклониться от брошенных камней.
Обычно люди появлялись задолго до того, как она подходила к ближайшему жилищу, но на этот раз к ней навстречу никто не вышел. Дар пошла дальше по тропинке, ведущей к дому. Она была уже совсем недалеко, когда открылась дверь и вышел мужчина. Он был очень стар — с седой бородой и лицом, изборожденным морщинами, но двигался он ловко и быстро. Еды он не вынес.
— Я не боюсь проклятых, — объявил он.
— Достойнее подать милостыню из милосердия, чем из страха.
Старик улыбнулся.
— Ты славно говоришь, и я тебе дам нечто поважнее еды, — он проворно подошел к Дар и сорвал повязку с ее лица. Едва заметная улыбка на его губах сменилась широкой усмешкой, — вот видишь — я сделал тебе новый нос. Вернуть тебе и недостающие пальцы?
