Увидев, что многие склоняются в его сторону, Мелькор стал бывать среди Нольдора и так искусно вплетал в поток своего красноречивого языка нужные ему мысли, что у тех, кто слушал его, возникало ощущение, будто эти мысли зародились у них самих. Он смутил их сердца волшебными видениями могущественных королевств на востоке, которыми они могли бы править свободно и независимо. И тогда поползли слухи, что Валар привели Эльдарцев в Аман, завидуя их красоте и опасаясь, что искусство созидания, дарованное Эльдару Илюватаром, достигнет высшего совершенства, и Валар не смогут властвовать над Квенди, тем более если те распространятся по всем землям Мира.
Кроме того, хотя в те дни Валар уже знали о неминуемом приходе людей, Эльфам о них ничего не было известно, потому что Манве не открыл им это. Но Мелькор по секрету рассказал им о смертных людях, сообразив, как можно использовать во зло молчание Валар. Сам он мало что знал о людях, потому что, поглощенный собственной мыслью о Музыке, он не уделял внимания Третьей теме Илюватара.
И вот Эльфы начали шептаться между собой, что Манве держит их в заключении, чтобы люди смогли прийти и вытеснить их из королевств Среднеземелья, поскольку Валар решили, что легче влиять на эту, с ограниченным сроком жизни и слабую расу, лишив Эльфов наследства, оставленного им Илюватаром. Во всем этом была очень малая доля правды, и мало в чем могли Валар влиять на поступки людей. Но тем не менее, многие из Нольдора поверили или почти поверили злым словам.
Так, без ведома Валар, мир Валинора был отравлен. Нольдорцы начали роптать против них, и многие, обуянные гордыней, теперь и не вспоминали, как много из того, что они имели или знали, было даровано им Валар. И все безжалостнее сжигало сердце Феанора новое пламя желания свободы и обширных королевств. И Мелькор смеялся про себя, потому что этого он и добивался своей ложью, ненавидя Феанора больше других и страстно желая завладеть Сильмарилями. Но до них Мелькор никак не мог добраться: хотя на больших празднествах Сильмарили сияли на лбу Феанора, в другое время они надежно охранялись, запертые в глубоких подземельях его сокровищницы в Тирионе. Потому что Феанор полюбил их алчной любовью и неохотно показывал кому бы то ни было, разве что отцу и своим семерым сыновьям. Теперь он редко вспоминал о том, что свет в Сильмарилях не был его собственностью.
Великими князьями были Феанор и Фингольфин, старшие сыновья Финве, и все в Амане воздавали им почести. Но теперь гордость обуяла их, и каждый стал завидовать правам и владениям другого. И тогда Мелькор распространил в Эльдамаре новую ложь, и до Феанора дошел слух, будто Фингольфин и его сыновья сговорились узурпировать главенство Финве и старшей линии Феанора – с ведома Валар, так как Валар будто бы недовольны тем, что Сильмарили хранятся в Тирионе, а не переданы им.
А Фингольфину и Финарфину было сказано: «Остерегайтесь! Надменный сын Мириэль всегда питал малую слабость и любовь к детям Индис, а теперь он стал могущественнее и держит отца в своих руках. Пройдет немного времени и он прогонит вас с Туны!»
И когда Мелькор увидел, что рожденная им ложь зажгла сердца, и что гордость и гнев проснулись в Нольдорцах, тогда он заговорил с ними об оружии. И вот Нольдорцы начали ковать мечи, топоры и копья. И еще они изготовили щиты, носившие знаки многих домов и родов, соперничавших друг с другом. И каждый верил, что только он один получил предостережение.
А Феанор устроил тайную кузницу, о которой не знал даже Мелькор. Там он выковал для себя и своих сыновей ужасные мечи и высокие шлемы с красными плюмажами. Горько сожалел Махтан о том дне, когда он передал мужу Нерданель все знания о металле, полученные им от Ауле.
Так, ложью и злобными наветами и коварными советами Мелькор толкнул сердца Нольдора к противоборству, и ссоры между ними привели в результате к концу счастливых дней Валинора, к закату его древней славы. Потому что Феанор открыто стал выступать со словами, обращенными против Валар, заявляя громко, что он вернется из Валинора во внешний Мир и избавит Нольдорцев от рабства, если они последуют за ним.
Тогда на Туне начались великие беспорядки, и Финве встревожился и созвал всех вождей на совет. Фингольфин поспешил к его дворцу и, представ перед Финве, сказал:
– Король и отец! Не можешь ли ты обуздать высокомерного брата нашего Куруфинве, кого по заслугам называют духом огня? По какому праву он говорит со всем нашим народом, будто он король? Это ты много лет назад выступил перед Квенди, призывая их внять призыву Валар, это ты вел Нольдор долгим путем через опасности Среднеземелья к свету Эльдамара. И если ты не сожалеешь теперь об этом, тогда по крайней мере два твоих сына на твоей стороне.
Но Фингольфин еще не кончил говорить, когда в зал вошел Феанор, и он был в полном вооружении: в высоком шлеме, с грозным мечом на боку.
– Все так, как я и предполагал, – сказал он. – Мой единокровный братец опередил меня у моего отца в этом, как и во всем другом! – Затем, повернувшись к Фингольфину, он выхватил меч и вскричал:
– Убирайся отсюда и займи положенное тебе место!
Фингольфин поклонился Финве, не сказав ни слова Феанору, не взглянув на него, вышел из помещения, но Феанор последовал за ним, остановил его в дверях дома короля и приставил острие своего блестящего меча к груди Фингольфина.
– Смотри, братец! – сказал он. – Эта вещь острее твоего языка. Попробуй только еще раз захватить мое место и любовь моего отца, и тогда, может быть, Нольдор избавится от кое-кого, кто расчитывает стать повелителем рабов!
Эти слова услышали многие, потому что дом Финве находился у большой площади у подножия Миндона.
Но Фингольфин снова не ответил и, молча пройдя через толпу, отправился на поиски Финарфина, своего брата.
Теперь уже смуту Нольдора нельзя было утаить от Валар, но истоки ее остались для них скрытыми, и так как Феанор первым во всеуслышанье выступил против них, Валар заключили, что он и был инициатором беспорядков из-за своего известного высокомерия (хотя то же можно было теперь сказать и о всем Нольдоре).
И Манве опечалился, но продолжал наблюдать и не сказал ни слова. Валар привели Эльдарцев в свою страну с их согласия, не лишив их права выбора: остаться в ней или покинуть ее. И пусть Валар считали уход Эльдара безумием, они не стали бы их удерживать.
Но действий Феанора нельзя было не заметить, и Валар были рассержены и обеспокоены.
Ему велели явиться к воротам Вальмара и ответить за все свои слова и поступки. Были так же призваны и все другие, кто принимал какое-либо участие в этом деле или знал о нем.
И Феанору, представшему перед Мандосом в круге судьбы, приказано было отвечать на все, о чем его спросят.
