Лодка со скрежетом останавливается. Как раз там, где мы только что стояли.
Воцаряется тишина. Потом раздается громкий скрип. Лодка накреняется вперед. Все стихает.
— Аварийная остановка оставляет желать лучшего, — раздается голос.
* * *
Хлипкий старикашка цепляется за мачту, словно ящерица за пенек.
— Молчи и не встревай, — шепчу я Эмми. — Я с ним разберусь.
— Доброго дня! — кричит старикан. — Я… Позвольте мне…
Он лезет в карман своей куртки.
— Не двигаться! — кричу я и подбегаю к лодке. Целюсь ему между глаз. — Руки вверх!
— Подождите! — говорит он. — Мы пришли с миром! Мы не желаем зла!
— Отпусти мачту! — велю я и делаю два шага вперед. — Руки подними!
— У нас нечего брать, мой грозный друг! — заявляет он.
— У вас? Кто еще с тобой? — спрашиваю я. — Ну-ка пусть выходят!
— Что вы, здесь нет никого, кроме меня, — оправдывается старик. — Я оговорился. От волнения.
Я выпускаю стрелу. Она попадает в мачту точно над макушкой старикана. Он испуганно ойкает.
— Миз Пинч! — зовет он.
Из остатков паруса высовывается женская голова.
— Покинь свое гнездышко, голубка моя, — воркует старикан. — С тобой хочет познакомиться прелестная девушка.
Из груды тряпья встает седовласая великанша и глядит на меня. У нее длинное лицо, как у лошади. Кожа покрыта воспаленными красными оспинами.
— Дурак ты, Рустер, — говорит она.
— Руки вверх! — повторяю я.
Оба поднимают руки над головами. Парочка из них еще та. Старикан едва достает своей спутнице до груди. У него толстый круглый живот и худенькие цыплячьи ножки. На голове кастрюля вместо шлема. На куртку нашиты разные лоскуты, шуршащие пакетики, блескучие кругляшки и всякая всячина, какой полно на любой свалке. К коленям привязаны куски шин.
— Это все? — спрашиваю я. — Вас только двое?
— Да! — Он очень забавно кивает и приседает, словно глупый перепел. — Да, только мы! Умоляю, душечка моя, пожалуйста, не стреляйте в нас! Понимаете, у меня слабое сердце и малейшее…
— Эх ты, дурень! Девчонки испугался… — говорит Миз Пинч и пинает его в лодыжку. Сильно. Старикан корчится от боли.
— Да, свет очей моих! — восклицает он. — Изволь заметить, она вооружена и воинственно настроена…
— Руки вверх! — кричу я. — А то пристрелю!
Они покорно поднимают руки.
— Предупреждаю, брать у нас нечего, — говорит великанша.
— Я не воровка, — заявляю я. — Вы сами кто такие? Что вам здесь надо?
— Рустер Пинч к вашим услугам, — отвечает старикан. — Деловой человек и капитан корабля «Лебедь пустыни». Позвольте представить мою очаровательную супругу, Миз Пинч, с которой вы уже…
— Заткнись, — обрываю я его и киваю великанше. — Ты говори.
— Мы торговцы, — объясняет она. — Направляемся в Город Надежды. Сбились с курса.
— Покажите свой товар, — требую я.
— Чего ты ждешь? — обращается она к мужу. — Покажи ей сундук.
— Мне придется опустить руки, — говорит старикан.
— Давай. Только без фокусов, — предупреждаю я.
Старик исчезает в шалаше, копошится там и вылезает задом вперед. Выволакивает наружу обшарпанный железный сундук. Откидывает крышку и начинает вынимать всякую всячину. Грязные стеклянные бутылки, части каких-то приспособлений Разрушителей, лопату, расплющенный ботинок.
— Так, стань рядом с женой, — говорю я и подзываю Эмми.
Она подъезжает на Нудде.
— Заберись наверх и проверь, нет ли у них оружия, — велю я сестренке.
Эмми спрыгивает со спины Нудда, карабкается на борт, пробегает мимо странной парочки и скрывается в шаткой хижине. Я держу торговцев на прицеле.
Старик откашливается.
— Прекрасный денек, — начинает он.
Жена дает ему по уху.
Эмми выходит из хижины.
— Ну как? — говорю я. — Порядок?
— Все чисто, — отвечает она, спрыгивает с лодки и становится рядом со мной.
— У вас вода есть? — спрашиваю я.
Миз Пинч кивает. Старикан бежит в хижину и выходит с большой пластиковой канистрой.
— Эм, возьми и наполни наши бурдюки, — приказываю я.
Старикан вручает Эмми канистру. Сестренка торопливо исполняет все, что велено.
Я лихорадочно размышляю, что делать дальше. Оружия у них нет. По всему выходит, убивать бедных стариков не из-за чего. Торговцы стоят с поднятыми руками и смотрят на меня.
Тут Нерон решает поглядеть, что происходит. Он слетает вниз и усаживается на кастрюлю, что служит Пинчу шлемом. Клюет старикана в нос.
— А-а-а, — кричит торговец и машет руками. — Ворона! Улетай! Прочь! Кыш!
Я отвожу стрелу в сторону.
— Так уж и быть, — вздыхаю я. — Опускайте руки.
— Видишь, мое сокровище, какая хорошая девушка, — говорит Пинч. — Я так и знал!
Миз Пинч фыркает и уходит в хижину у мачты.
— Вот оно, настоящее великодушие! — восклицает старый торговец. — Вот оно, благородство! — Он сползает с лодки, хватает мою руку и трясет ее что есть сил. — Приятно познакомиться, мой воинственный друг! У вас доброе сердце! Ваша душа полна сочувствия! Это очень редкая вещь в наши темные времена, поверьте. Знаю, что ваше врожденное чувство справедливости не воспрепятствует попытке вашего ничтожного слуги устранить причину постигшей нас несчастливой случайности… то есть самой… ну… Ох, похоже, я потерял ход своих мыслей!
— Тебе нужно починить колесо, — говорю я.
— Точно! — обрадованно восклицает он. — Именно это я и хотел сказать!
— Ну так давай, чини, — киваю я.
Пинч спешит за колесом, которое укатилось вперед. Я подхожу к Эмми и помогаю ей наполнить бурдюки. Мы выпиваем столько воды, что наши животы чуть, не лопаются. Потом вдоволь поим Нудда и Нерона. Из хижины на лодке доносится запах еды.
Эмми принюхивается.
Пахнет вкусно.
В животе у меня урчит. Рот наполняется слюной. Зайца мы давно доели, и с тех пор во рту у нас не было ни крошки.
Пинч катит тяжелое колесо к лодке. Он запыхался, пот льет с него ручьем.
— Тебе помочь? — спрашиваю я.
* * *
Я помогаю ему поднять и подпереть деревянный помост лодки. Старик достает инструменты, и мы прикручиваем колесо на место. Эмми сидит поодаль и рисует палочкой в пыли.
— Тут нужно закрепить понадежнее, — говорю я. — Покажи, что у тебя за инструмент.
Пинч воздевает руки к небу.
— Мы встретили не только образец великодушия, но и великолепно обученного мастера-механика, — заявляет он.
Я перебираю железяки в стеклянной банке.
— Боюсь, интеллектуалы не очень практичны, душечка, — заявляет старикан. — Я сущее наказание для Миз Пинч, ее крест, но она никогда не бранит меня за недостатки. А если и порицает, то совсем не так, как я того заслуживаю.