— Гроно! — Деврас, снедаемый чувством мучительной неловкости, готов был провалиться под землю.
— Простите, милорд, но я не в силах молчать. Ваша светлость, мой господин имел честь писать его милости герцогу Бофусу Дил-Шоннету, вашему отцу, по меньшей мере, пять раз, — продолжал наседать камердинер. — Но все его просьбы об аудиенции остались без ответа, послания канули в неизвестность. Мадам, притязания моего господина куда как обоснованы, и все же нам приходится влачить жалкое существование…
— Гроно! Довольно! — взмолился Деврас, сгорая от стыда. — Не время и не место!
— Позвольте с вами не согласиться, мастер Деврас! Если вы не замолвите за себя словечко, то, значит, мне…
— Прошу извинить моего камердинера, — в отчаянии прервал его Деврас. — Он явно злоупотребляет вашим терпением…
— Верно ли то, о чем он говорит? — Несмотря на серьезность тона, искорки смеха в глазах леди Каравайз говорили о том, что ситуация ее забавляет.
— Да, но я бы не стал сейчас…
— В таком случае мы непременно обратим внимание его милости на ваше прошение. — Она повернулась к камердинеру: — Гроно, если притязания мастера Хар-Феннахара обоснованы, я постараюсь ему помочь. Однако, как справедливо заметил твой господин, сейчас не время и не место обсуждать этот, вопрос. Мы собрались сегодня, чтобы побеседовать с вами, премудрый Уэйт-Базеф. Насколько понимаю, вы располагаете некой информацией…
— Именно так, мадам, но, признаться, я рассчитывал, что многие хотели бы узнать о ней. Не могу объяснить причину этого безразличия!
— Не столько безразличие, сколько недоверие. Вчера, сразу же после вашего ухода, его непревзойденность Глесс-Валледж говорил с придворными и заверил их, что опасность, о которой вы заявили, — не более чем плод вашего воображения, отягощенного неспособностью добиться более высокого положения среди собратьев-чародеев. Одним словом, он подверг сомнению вашу способность мыслить здраво и рассудительно, — сухо заключила Каравайз.
— И если я не ошибаюсь, большинство присутствовавших ему поверили, — добавил Деврас, — в том числе и герцог.
— Его милость беззаветно доверяет Валледжу. — К удивлению Девраса, в голосе Каравайз прозвучали металлические нотки.
— Это все равно, что довериться зыбучим пескам, — ухмыльнулся Уэйт-Базеф.
Гроно, в отличие от Каравайз, не нашел его замечание забавным.
— Как можно, мудрейший. Ведь это чистейшей воды клевета! Его непревзойденность лорд Глесс-Валледж — отпрыск древнейшего рода, и он заслуживает почета и уважения, как благодаря личным заслугам, так и в силу своего высокого происхождения. Безусловно, все относятся к нему с глубочайшим почтением.
— Так уж и все? — с ехидным смешком спросил Уэйт-Базеф.
— Да кто вы такой чтобы возводить на него напраслину? Вы, чародей куда более низкого ранга и его подчиненный!
— Все, Гроно, это была последняя капля! — Такого унижения Деврас не испытывал никогда в жизни. — Немедленно отправляйся домой и жди меня там.
Камердинер уставился на него в немом изумлении.
— Полно, юноша, не стоит гневаться на него за то, что не кривит душой, — вмешался Уэйт-Базеф. — Возможно, когда наш друг Гроно узнает, как обстоят дела, он и сам примет мою точку зрения. Что ж, посмотрим. Для начала хочу спросить, знакомо ли вам, сзарийцам, имя лантийского чародея Террза Фал-Грижни?
— Конечно, — ответил Деврас, знавший историю как свои пять пальцев. — Считается, что Фал-Грижни был мудрейшим из чародеев во времена правления герцога Повона Дил-Шоннета. Чародеем столь же выдающимся, сколь и коварным, недаром его называли королем демонов и дружно ненавидели. В злобе своей и жажде власти он задумал убить славного герцога. Но замысел, по счастью, раскрыли, дворец его сровняли с землей, а самого Грижни предали смерти. Книги пишут, что, оказавшись загнанным в угол в каком-то подвале, он наполнил его черным пламенем и призвал на помощь черных демонов. Однако добродетель герцогских гвардейцев восторжествовала, и Фал Грижни ушел из жизни, проклиная весь человеческий род. Пожалуй, не всему в этой истории можно верить, но зерно истины в ней все же есть.
— Правильно, — кивнул Уэйт-Базеф. — И зерно, интересующее нас более всего, заключается именно в его злодеяниях, которые, кстати сказать, имели необычайный характер. Очевидно, прибегнув к самым сильным из доступных ему чар, Фал-Грижни — а он, возможно, был величайшим чародеем своего времени — наслал на Далион Тьму. Зловещая тень, населенная враждебными человеку существами, накроет остров, по пророчеству Грижни, когда в полуденном небе воссияет звезда, а лев породит дракона.
— Откуда вам это известно? — спросила Каравайз.
— В архивах ордена Избранных я наткнулся на документ, который оказался не чем иным, как протоколом дознания, проведенного сразу же после разрушения дворца Грижни. Причем написан он рукой его непревзойденности Джинзина Фарни, магистра Ордена, непосредственного преемника Террза Фал-Грижни. В ходе дознания было допрошено несколько гвардейцев, принимавших участие в нападении. Таким образом, мы имеем дело с достаточно достоверным описанием последних минут жизни Фал-Грижни, его прощальных угроз и пророчеств.
— И что же вы сделали, узнав об этом? — поинтересовался Деврас.
— Как и предписывают правила, передал документ высшему рангу, его непревзойденности Глесс-Валледжу, который не счел нужным обратить на него внимание. Впрочем, будем справедливы: Валледж и не смог бы принять действенных мер, поскольку ситуация такова, что я вынужден расписаться в нашей беспомощности. Только знание магической техники Грижни подарило бы нам надежду на исправление им содеянного, да и то мало кто из чародеев подошел бы для этой задачи. Как бы то ни было, — продолжал Уэйт-Базеф, — шли месяцы, ничего дурного не происходило, и мои опасения понемногу утихли. Казалось, тревожиться не о чем, и угроза так и останется просто угрозой — во всяком случае, так мне хотелось думать. Это ложное ощущение безопасности развеялось как дым несколько недель назад с появлением дневной звезды. Тотчас после этого чародеи ордена отметили в глубине острова возмущение магических сил — необъяснимых и очень мощных. Но только я попытался поднять этот вопрос на заседании Избранных, как Глесс-Валледж резко воспротивился и не дал мне открыть рта. Чтобы убедить Совет в моей правоте, мне нужны были неопровержимые доказательства. Я снова перерыл архивы и, надо сказать, наткнулся на золотую жилу.
Из хаоса, царившего на рабочем столе, Уйэт-Базеф извлек древний, пожелтевший от времени манускрипт.
— А нашел я вот это письмо, адресованное его высокомудрию Джинзину Фарни. Скреплявшие его печати были целехоньки. И понятно почему: сверив дату послания с исторической хронологией, я понял, что пришло оно буквально через несколько дней после кончины адресата и с тех пор пылилось среди его бумаг, так никем и не прочитанное. Отправлено письмо было из города-государства Сзар неким Риллифом Хар-Феннахаром.
