Ознакомительная версия.
Аленор по пути приветствовал всех, кого видел, но на предложения присоединиться к той или иной компании отрицательно качал головой. Он прошел через все длинное крыло Оружейного клуба и открыл дверь трапезной.
В большом, но уютном зале трапезной, тоже было немноголюдно. Скорее, почти пусто. Два незнакомых бородатых альда, склонившись над доской, переставляли с клеточки на клеточку костяные игральные диски, стремясь перехитрить друг друга в «турнире Белливра Бродяги». Они были настолько увлечены игрой, требовавшей и смекалки, и тонкого расчета, и риска, что не замечали ничего вокруг. Их бокалы с почти нетронутым пивом стояли на самом краю стола и в любой момент могли оказаться на полу от нечаянного толчка локтем. Наискосок от игроков задумчиво ковырялся вилкой в салате бледный чернобровый юноша. Он еле заметным кивком ответил на приветственный жест Аленора и вновь впал в задумчивость. Это был Гиллемольд, довольно удачливый боец, озорник и любитель мистификаций. Аленор не раз встречал его на турнирах и молодежных сборищах, слышал о его похождениях от приятелей и мог почти определенно сказать, что значит столь меланхолический вид Гиллемольда. Чрезвычайно влюбчивый Гиллемольд либо разочаровался в очередном предмете обожания, либо размышлял, к чьим прелестным ножкам на этот раз бросить свое неугомонное сердце. Небольшая компания, окружив стол, уставленный тарелками, кувшинами и бокалами, вела негромкую беседу, не забывая управляться с зеленью и мясом и запивая копчености красным виноградным вином, которым славились иммские виноделы.
Заглянув на кухню, где среди котлов, больших сковород и кастрюль лениво переговаривались повара, Аленор заказал обед и, повесив на вешалку плащ и вымыв руки в маленьком серебряном бассейне с проточной водой, устроился неподалеку от беседующей компании. Хотя он и чувствовал голод, но ел без всякого аппетита, не отдавая должное вкусу наваристого мясного бульона и свежайших морских длиннохвосток, что каждое утро доставляли в клуб с побережья. Голова его была занята другим, перед глазами стояло видение лесного кладбища с тусклым блеском черной пирамиды, и чтобы отвлечься, он начал прислушиваться к ведущемуся за его спиной разговору. Игроки по-прежнему стучали дисками, а углубленный в себя Гиллемольд уже покинул трапезную, так и не доев свой салат и оставив почти нетронутым высокий бокал с душистым рубиновым вином.
Некоторое время юноша не мог сообразить, о чем идет речь, но потом ему все стало понятно: один из присутствующих с восхищением описывал другим театральное представление, на котором он побывал в портовом городе Балле. Он давал характеристики актерам, отмечал удачные находки театр-мастера, филигранную технику хора, делал кое-какие замечания по поводу оформления сцены и предлагал свое решение некоторых эпизодов. Был он, по-видимому, заядлым театралом, истинным знатоком и ценителем театра и, судя по ответным репликам, вся компания, собравшаяся за столом, неплохо разбиралась в театральном искусстве. Аленор не знал никого из них. Говор у них был явно нездешний и юноша подумал, что их могли пригласить в клуб какие-нибудь местные любители театра. Например, лихой турнирный боец и такой же лихой сочинитель эпиграмм Одросстор. Уличные афиши извещали о новой постановке в иммском театре неувядающего «Брата ночи» и, возможно, именно на премьеру и прибыли в Имм заморские театралы.
Аленор с возрастающим интересом слушал разговор, перемежаемый плеском льющегося из кувшинов вина и звоном бокалов, и внезапно ему стало жарко в прохладном зале с большими распахнутыми окнами, выходящими в тенистый сад. Словно Ора-Уллия в своем темном одеянии возникла у его стола, словно вновь прозвучали ее слова: «Миром правит Неизбежность…» Аленор перестал слышать голоса за спиной и погрузился в задумчивость, машинально перемешивая вилкой остатки рагу в тарелке, как это совсем недавно делал с салатом впавший в меланхолию Гиллемольд.
Все дело было в содержании неизвестной ему пьесы, о которой говорил заезжий театрал. Может быть, еще вчера оно не привлекло бы особого внимания юноши — он перечитал немало пьес и бывал не на одном театральном представлении, — но сегодня, после встречи с адорниткой Орой-Уллией… Эта пьеса казалась подтверждением ее слов. В самом действии не было ничего необычного: то ли какая-то древняя легенда, то ли вымысел драматурга. Но финал…
Где-то когда-то жил некий живущий, которому гадалка (возможно, из тех, мерийских, гадалок) предсказала гибель от руки внука. Чтобы отвести от себя эту угрозу, Тиней (так звали живущего) заточил свою дочь в глубокую пещеру, поставив у входа охрану. Но, как оказалось, было уже поздно: пришел срок и дочь Тинея родила сына. Тиней был богобоязненным живущим м не решился взять на душу тяжелейший грех, подняв руку на младенца. Дабы обезопасить себя, он отнял у дочери дитя и попросил кого-то из своих друзей увезти его подальше от дома и где-нибудь пристроить. Дочь, сама не своя от горя, прокляла отца и пустилась на поиски сына. Там было много всяких перипетий — но главное случилось в финале. Через много циклов дед и внук, не зная, кем они приходятся друг другу, совершенно случайно оказались в одно время в одном и том же месте, очень далеко от тех краев, где жил Тиней. И там, спасая от пожара постояльцев дома для путешественников, внук, оступившись, случайно столкнул с лестницы собственного деда, исполнив предсказанное гадалкой. Их жизненные пути, которые доселе не только не сближались, но вообще тянулись в разные стороны и как бы в разных пространствах, все-таки в последний момент, круто повернув, пересеклись в одной роковой точке. Вот уж действительно: от своего последнего часа не ускачешь и на самом быстром коне…
Аленора поразило не только это внезапно сбывшееся пророчество, свидетельствующее о предопределенности судеб живущих — автором такой пьесы могла быть Ора-Уллия или любой другой живущий, разделяющий подобные убеждения. Аленора поразило другое: он услышал подтверждение слов Оры-Уллии почти сразу же после встречи с ней. Услышал случайно. Но случайно ли? Или это владычица Неизбежность лишний раз показывала свое присутствие и могущество?..
Подавленный таким странным совпадением, юноша в задумчивости вышел из трапезной. Все недавние события лишали его самообладания и он начинал казаться самому себе жалкой пылинкой, которую швыряет то туда, то сюда по прихоти неведомых сил. Вспомнились прочитанные когда-то слова, которые не привлекли его внимания, но, оказывается, все-таки отложились в памяти: «Если бы зажженная свеча могла мыслить, то она бы решила, что горит потому, что ей так захотелось».
Ознакомительная версия.
