— А вот мы ее сюда, во вторую посадим, к Иксиону. Этот точно не тронет, — осенило Олафа. — Прошу Вас, княгиня, устраивайтесь поудобнее. Я Вам сейчас одеяла принесу.
Я осторожненько вошла в камеру. Интересно, что это тут за Иксион сидит, который не позарится на такую красивую меня? Евнух что ли?
Олаф, продолжая взволнованно бормотать всякую чушь, зажег факел. Когда я увидела, кто мой сокамерник, все на что меня хватило, это тихо пискнуть: «Мама!» и резко сдать назад.
* * *
По моим подсчетам мы уже около часа бродили по лагерю. Ничего интересного мною замечено не было, и не происходило тоже ровным счетом ничего. Меня даже ни разу не остановили и не поинтересовались, кто я такой и почему шляюсь тут без дела. Хотя я даже ответ уже придумал — что я вот преданный слуга почетной гостьи полковника Кирдыка, собачку ее любимую выгуливаю, а собачка не какая-нибудь хухры-мухры, а самая настоящая зулкибарская… диванная.
— Кир, почему мной никто не интересуется?
— Ты что девица, чтобы тобой интересоваться? Хотя, с такими-то волосами могут и спутать, — поддел этот пес шелудивый.
— Ты не видел, какие длинные они были лет пять назад, — с лучезарной улыбкой отозвался я, решительно не поддаваясь на провокацию. — Но я серьезно, Кир, почему меня никто не остановил? Я вроде как чужой здесь. Или всем плевать, что посторонние по лагерю разгуливают?
— Так всех уже оповестили, что у нас гостья. За тобой приглядывают, не переживай, — утешил Кир.
Но только мне от чего-то наоборот совсем неутешительно стало. Сразу начало мерещится, что из-за каждого куста на меня следящие глаза пялятся. Мания преследования, одним словом. Гулять как-то сразу расхотелось и я ненавязчиво взял курс на шатер Флипы… то есть теперь это стал шатер Иоханны.
* * *
Позади меня обнаружилась преграда в виде Олафа, который хоть и побаивался, но отпускать пленницу в бега не собирался. Да и стражники все еще в коридоре маячили. Как будто им заняться нечем!
— Это кто это? — пролепетала я, невежливо ткнув пальцем в направлении своего будущего сокамерника.
— Это Иксион. Вы, княгиня, его не бойтесь, он Вас не тронет. Он безобидный, — залопотал Олаф, подталкивая меня вперед.
Я немножко поупиралась, но быстро поняла, что смысла в этом нет, все равно придется войти внутрь и остаться наедине Иксионом.
Да, я дура! Столько лет прожила в этом магическом мире и не удосужилась поинтересоваться, есть ли здесь еще какие-нибудь разумные, кроме людей, гномов и эльфов, которые обитают по ту сторону Зулкибарских гор и среди людей появляются редко и ненадолго, в отличие от гномов, которыми все города кишат. Вот, оказывается, есть. Кентавры, например.
— Здрасти, — брякнула я, скромненько присаживаясь на деревянную скамейку у стены, подальше от кентавра, который уложил лошадиную часть тела прямо на полу и, сложив руки на груди, насмешливо наблюдал за мной серыми глазами из-под гривы темных волос.
— Привет, — оскалился он на мое приветствие и я к своему «восторгу» разглядела у него приличные такие клыки. Клыкастый кентавр? Прелесть какая! И почему мне так везет?
— Иксион, ты же не ешь прекрасных дев? — весело поинтересовалась я.
— Дев ем, — ухмыляясь, отвечал он, — но тебе это не грозит.
— Хам! — на всякий случай обиделась я. — Ты как с княгиней разговариваешь?
— Княгиня это твое кабацкое прозвище что ли? — нагло ухмыляясь, осведомился этот сивый мерин.
— Я княгиня Эрраде, придурок!
— А я герцог Иксион, дура! И я знаю, как выглядит жена Терина.
— Это откуда ты знаешь-то? Шпионил что ли за ним?
— Почему я тебе объяснять должен?
— А, по-твоему, можно мне не объяснять, откуда ты знаешь, как я выгляжу? Мы не знакомы, я бы такой экземпляр не забыла.
— Даже не мечтай!
— В смысле? — растерялась я.
Кентавр неспешно встал, значительно возвысившись надо мной, и стукнул по полу копытом.
— Вы, дуры, начитаетесь романов, а потом лезете к нам со своей любовью. Умишка не хватает, чтобы понять, что это физически невозможно!
Я внимательно оглядела лошадиную часть Иксиона и, сохраняя торжественную серьезность, подтвердила:
— Да, не мой размерчик. И романы я, кстати, не читаю.
— Хоть одна умная человеческая баба попалась, — с облегчением пробормотал кентавр и снова улегся.
— Я сказки читаю, — радостно помахивая ресничками, возвестила я. — Вот, например, про колобка люблю.
— Про кого? — растерялся Иксион.
— Про колобка. Жили-были дед и баба и была у них курочка Ряба… ой, кажется, я что-то напутала. Ладно, не важно. Ты вот лучше мне скажи, откуда ты такой взялся? И как к Дафуру в плен попал?
— Не твоего ума дело! — оскалился Иксион. — Кто ты такая, чтобы тут с тобой разговоры вести?
— Специально для тупых повторяю — я княгиня Дульсинея Эрраде! — рявкнула я. — И если ты, конская срака, мне не веришь…
— Теперь верю, — перебил кентавр. — Как ты орешь и выражаешься, я слышал.
— То есть? — я растерянно заморгала. — Ничего не понимаю! Ты меня слышал, ты знаешь, как я выгляжу…
— Сейчас ты выглядишь иначе.
— Это колдовство, — отмахнулась я. — На самом деле я гораздо красивее. Правда?
Я самым преданным образом помахала в сторону Иксиона ресничками. Он фыркнул. То ли смешно ему, то ли это периодическое пофыркивание — лошадиный рефлекс.
— Так объяснишь мне, откуда…
— Объясню, — перебил кентавр. — И как только Терин отпустил тебя сюда, да еще в таком виде?
— Это не Терин, — призналась я.
И тут мне, наконец, стало страшно. Ведь Журес мог не «воздушной волной», а чем похуже по мне врезать, чтобы сразу насмерть вредительницу уложить. Он же сначала не знал, что я — это я. Как он, кстати, вообще догадался, что нужно срочно бежать в спальню Дафура и спасать его от «ошейника покорности»? Но ответ на этот вопрос в тот момент меня не интересовал. Я просто боялась. Запоздало, но на полную катушку. Во-первых, меня могли убить, не успев узнать, что я ценная пленница. Во-вторых, Дафур мог не додуматься запретить страже меня трогать, и это было бы очень и очень неприятно. В-третьих… хм… не знаю, что в третьих, но достаточно и первых дух фактов, чтобы уписаться от страха! Во что я влипла? И что будет дальше? Ответ на первый вопрос я знаю точно — в дерьмо я влипла. По самые уши. А вот что дальше будет… Как хорошо, что я не страдаю буйным воображением и не стану представлять себе всякие ужасы.
Бояться мне помешал Олаф, который ввалился в камеру с парой одеял и подушкой.
— Стучаться надо, — проворчала я, поняла, что ляпнула глупость и обиженно уставилась в угол.
