— Так ты сама пошла за ним? — уточнил Ллио голосом умирающего лебедя.
— Да, я же сказала, что спряталась в обозе, — недовольно ответила Тхар. — А когда отъехали достаточно далеко, вылезла и сказала: "Привет! А я теперь буду путешествовать с тобой! И с этого дня ты за меня отвечаешь!"
— Так и сказала? — засмеялся Ллио. — И что он тебе ответил?
— О, много звучных орочьих слов, значение которых я узнала гораздо позже, — усмехнулась Тхар. — Но деваться ему было некуда — вести меня обратно его бы торговец не отпустил, а бросить — честь и совесть не позволили…
— Честь и совесть? — фыркнул Ллио. — У орка?!
— Ты степных с горными не путай, — сурово нахмурилась Тхар. — Степные — белая кость, голубая кровь, а эти — шваль просто!
— Он и тебе эти бредни в голову вбил! — закатил глаза эльф.
— Да много ты степных орков видел? — поинтересовалась Тхар.
Ллио задумался на секунду, и вынужден был признать, что не много. Точнее, ни одного.
— Ну вот и не говори о том, чего не знаешь! — с ноткой превосходства заметила Тхар.
— И всё равно, как ты решилась? — не дал себя сбить с панталыку Ллио. — И почему… ну… симпатичная девушка рядом…
Тот самый вопрос никак не выдавливался из смущённого эльфа, и он замолчал и мучительно покраснел.
— Почему мы с ним не стали парой? — деликатно подсказала Тхар.
— Да! — с облегчением выдохнул эльф.
— Да потому что мне было шестнадцать лет! — рявкнула девушка, и Ллио догадался, что она до сих пор в обиде на орка за то, за что сам эльф, в виде исключения, был ему безумно благодарен. — И потому что, узнав меня получше, он заключил, что даже когда я подрасту, всё равно не буду его интересовать как женщина. Потому что жениться на мне он не мог, так как женятся они только на своих, а заводить шашни не желал, потому что уважал! Вот и всё, — неожиданно тихо закончила Тхар, помолчала и попросила: — Расскажи мне о Ллан.
Ллио понимал, что это была обыкновенная месть, даже совсем не завуалированная, но обижаться на Тхар не мог. Да и… рассказывать о Ллан он мог часами.
— Она чудесная, — начал он, — самая лучшая на свете. Она всегда меня поддерживала, всегда, когда у меня что-то не получалось, находила правильные слова, чтобы я не расстраивался. С ней было легко и весело. Она всегда придумывала, чем нам заняться, ещё в детстве она была главной заводилой в наших играх. И всегда чудесно пела, так что хотелось вместе с её песней смеяться и плакать. И ещё она — самая красивая девушка на свете.
— Да ну? И как выглядит самая красивая девушка на свете? — поинтересовалась Тхар.
— У неё длинные светлые волосы, почти до колен, глаза тёмно-синие, и она чуть ниже меня ростом. Стройная, как все эльфы. И когда улыбается, на неё хочется смотреть, не отрываясь — от её улыбки становится светлее вокруг…
— А на твою маму она похожа? — неожиданно спросила Тхар.
— Внешне — нет, у мамы тёмные волосы, и она высокая. Но ты права, — кивнул Ллио. — Она такая же ласковая и тоже всегда обо мне заботилась.
— А твои братья и сёстры, они же старшие?
— Они намного меня старше, у них уже свои семьи, свои взрослые дела…
Они помолчали.
— А про отца ты не спрашиваешь, — наконец сказал Ллио.
— Да я уже поняла, что у вас отношения не очень, — пожала плечами Тхар. — Ты его и не упоминал.
— Он — Судья, — вздохнул юноша. — Это он выносил мне приговор…
— Что? — подскочила на своём стуле Тхар и во все глаза уставилась на эльфа. — Как это? Он, что даже не попытался защитить своего ребёнка?! Уж он-то должен был знать, что ты ни в чём не виноват, а тем более в таком!
— Он поверил, — чужим, скрипучим голосом отозвался Ллио. — Он первым перестал со мной разговаривать.
— Придурок, — буркнула Тхар. По её лицу было видно, что на языке у девушки вертелись выражения гораздо более крепкие, но она щадила родственные чувства юноши. — Я теперь понимаю, почему ты ушёл из Лесов! Когда отец, самый близкий человек, предаёт… Но мать-то твоя не поверила?
— Нет, — покачал головой Ллио. — Ни на секунду. И призывала всех раскрыть глаза, но её не слушали — понятно же, она не может совладать с собой и, невзирая на неопровержимые доказательства, упорствует, защищая своего ребёнка, защищая свой хрупкий разум тем, что не желает признать в своём сыне чудовище! — эльф в раздражении швырнул вилку, которой ранее размахивал, на стол. Вилка скакнула, звякнула о стакан и застыла у тарелки его собеседницы. Эльф поднял глаза на девушку.
Тхар сидела напротив и смотрела на него. Просто смотрела своими глазами ровного тёплого цвета древесной коры.
И Ллио вдруг понял, что ничего, кроме здоровой злости, не чувствует. Что и обида, и жалость к себе, и отчаяние ушли, уступив натиску желания добиться справедливости. Что помогло — внимание Тхар, её вера в него, её забота — он не знал, но чувствовал, что без неё ему было бы всё так же худо.
— Спасибо, — прошептал он.
— Да не за что! — улыбнулась девушка. — Иногда выговориться полезно! Ладно, — она встала и направилась к двери. — Служанка обещала мне булочки с заварным кремом, а тебя к ней посылать не имеет смысла, иначе я ещё долго не увижу ни тебя, ни булочки.
Эльф открыл рот, чтобы достойно ответить, но неожиданно понял, что ничего не успел придумать, а девушка уже скрылась за дверью.
Булочки оказались выше всяких похвал — эльф успел слопать три штуки, прежде чем обнаружил, что их всего было пять, и ужасно смутился. При попытке извиниться Тхар только махнула рукой, звякнув браслетами. Сейчас она была полностью одета как сахези — шею скрывало спускающееся до корсета монисто, штаны сменились лоскутной юбкой, по низу щедро украшенной оборками, а на ногах оказались мягкие мокасины, без подошвы, из цельного куска кожи — Тхар объяснила, что в них сахези ходят по коврам в своих кибитках.
Только ещё влажные волосы девушка не стала прятать под платок. На вопрос Ллио о весьма короткой длине, от которой любая эльфийка впала бы в отчаяние, Тхар пожала плечами:
— Кудри, как у тебя, это сплошная морока, мои ещё и вьются к тому же. А когда их по неделе негде мыть, и нет смысла расчёсывать, потому что снова спутаются… Вот я и обстригла. Да и теперь они слишком светлые для сахези, выдали бы меня в два счёта. Хотя образ сахези у меня и так начинает трещать по всем швам… Краска вон с волос почти смылась, так-то они у меня ещё светлее. Мы этой зимой откочевали к югу, аж до Краевого мыса, так я там загорела так, что от сахези по цвету кожи не отличалась. А теперь всё сошло, только лицо да вон руки остались, — Тхар помахала заметно более тёмной, чем предплечье, кистью. — Зимой уже не получится под сахези маскироваться… Вообще не знаю, что буду делать зимой, — помрачнела девушка и потянулась за последней булочкой.
