— Ладно, — смилостивилась она, — сходи на кухню, может, у Элсбет осталось чего от завтрака. А потом я тебя к госпоже позову. Только ты, это, веди себя прилично!
Графиня сидела у окна и зашивала нижнюю юбку из кэнсила, когда Джуди сообщила ей о появлении Джиби и его горячем желании поговорить с ней. Жанна сначала нахмурилась, а потом улыбнулась:
— Хорошо, приведи его сюда.
— Как Вам будет угодно, госпожа.
Графиня выслушала его наедине, потом позвала Джуди и велела его накормить.
— Так я уже осмелилась…
— Шустрая же ты у меня! Хочешь, я тебе расскажу, что велел передать баннерет?
— Если пожелаете. — Конечно, ей хотелось.
Жанна откинулась на подушки и наспех пересказала нехитрое послание, упустив пару деталей; служанка слушала её с пристальным вниманием. Конечно, ни слова о Метью. А ведь от него не было вестей с прошлого года!
— Ты счастлива за меня? — тихо спросила Жанна.
— Если Вы счастливы, то и я. Дайте-ка мне Вашу работу, я доделаю.
Это точно, лучше самой доделать. Графиня сейчас расчувствуется — значит, за работой следить не будет. А шов должен быть аккуратным, ровным.
— Бери. Джуди, я не знаю, право, не знаю… — пробормотала Жанна. — Я не знаю, счастлива ли и должна ли быть счастлива. Иногда проснусь ночью — будто давит, давит мне что-то грудь…
— У знахарки спросить?
— Это не хворь, Джуди, это грех! Так грехи к земле давят. А потом думаю, что и нет греха…Да, тебе не понять!
— Куда уж мне, деревенской дуре! — усмехнулась Джуди, раскладывая на коленях рваную юбку. — Говорить со мной о Ваших делах всё равно, что с чёртом о спасении души.
— Не болтай глупостей! — одёрнула её госпожа.
Она нахмурилась и холодно приказала:
— Принеси рубашку из кмента: к ней нужно пришить тесьму.
— Какую тесьму, госпожа? — в недоумении переспросила служанка. — Разве что от старой камизы отпороть.
— Так отпори, — буркнула Жанна. — Да поживей!
Джуди укоризненно посмотрела на неё, но побоялась напомнить о привезённом графом Норинстаном полотне для рубашек. В последнее время говорить с ней обо всем, связанном с графом, стало опасно. Служанка помнила о Нетти, вскользь спросившей, не проветрить ли немногую оставшуюся в Уорше одежду господина. Жанна тогда переменилась в лице и оттаскала бедняжку за волосы.
Джуди видела только внешнюю сторону поведения госпожи и даже не подозревала, какую мучительную борьбу вели между собой её разум и сердце.
Любовь… Странное чувство, появляющееся из ниоткуда и исчезающее в никуда. Оно — хрупкий материал. Слишком хрупкий. Доводы для этого вовсе не должны быть железными, главное — собственными.
Неизвестно, когда в сердце дочери Джеральда Уоршела зажёгся новый огонёк, но для того, чтобы он превратился в пламя, нужна была соответствующая почва. Формировалась она медленно, по песчинке, и становилась тем плотнее, чем больше делал ошибок баннерет Леменор.
Потом началась валлийская компания; Жанна на время осталась наедине с мачехой, а в одиночестве поневоле больше думаешь о себе. Ей надоело ждать Артура, захотелось ясности, внимания к себе. На расстоянии вытянутой руки был граф Норинстан, и Жанна в шутку сказала себе: «А почему бы и нет?». А потом оказалось, что не в шутку, а всерьёз. Образ баннерета поблёк, и, как она ни старалась, больше не представал ей в божественном ореоле.
Время — слишком большое испытание для романтического чувства; оно нуждалось в подпитке, а подпитки не было.
Артур, умевший так красиво говорить об их будущей свадьбе, не пошёл дальше слов. Отказ её отца, казалось, заставил его смириться. Он стал нервным, раздражительным, молчаливо обвинял её в чём-то — в чём, она не понимала. Он больше не говорил о любви, не изъявлял, как прежде, желания проводить с ней каждую свободную минуту.
Потом настали черные времена. Умер отец Жанны, оставила у неё на руках маленького брата мачеха. В этот критический момент на пороге Уорша снова возник Норинстан. Вначале баронесса даже не предполагала, что любит его. Чувство по отношению к графу казалось ей всего лишь разумной благодарностью, обыкновенной привязанностью к давно знакомому, не чужому человеку.
Новым этапом стало известие о гибели Леменора. Она сопротивлялась, отчаянно сопротивлялась, думая, что совершает грех. А потом всё как-то само собой устроилось, и ей стало так хорошо, так спокойно, как никогда ещё не было.
Нежная привязанность расцвела, но, к сожалению, ненадолго. Она сама задушила любовь, вернее, загнала её в потаённые уголки души, не взирая на то, что это было больно. Боль выплёскивалась наружу в виде беспричинной раздражительности и жестокости.
Любовь не была уничтожена, а старое чувство к баннерету не было прежним. Она пыталась убедить себя, что любит его, что всегда любила его, что граф — всего лишь недостойное увлечение, искушение дьявола, которое нужно скорее забыть.
Она не могла простить предательства. Да, была ложь, да, были те обидные хлесткие слова, которые он бросал ей в лицо, нежелание объясниться, всё это больно вгрызалось ей в сердце. Но предательство разбило его вдребезги. Баронесса Уоршел не могла быть женой предателя.
Жанна полагала, что самый лёгкий способ вернуть всё на круги своя — не упоминать в разговоре о Норинстане и всём, что с ним связано. И, как ей казалось, она преуспела в этом занятии, хотя носила его ребёнка и постоянно думала о своём малыше.
Вернувшись, Джуди застала госпожу за непривычным занятием: Жанна перебирала драгоценности. Служанка сразу узнала несессер — его подарил когда-то граф Норинстан.
— Ну и дела! — с укором подумала служанка. — Нечего сказать, верная вдовушка — уже хвост распушила. Она ведь и к алтарю пойдёт в подарках милорда! Эх, знал бы он… А госпожа-то хороша! Наденет его подарок — и рука не дрогнет!
— Что-то ты долго. — Графиня захлопнула шкатулку. — Садись, отпарывай тесьму. Да осторожно — оно дорого стоит!
— Ничего, скоро сеньор Артур Вам тесьмы накупит, он ведь теперь богатым станет, — протянула Джуди, удобнее устраиваясь на полу со своей работой.
— Джуди! — вспыхнула Жанна. — С чего вдруг?
— А с того.
На этот раз графиня пропустила её слова мимо ушей.
Служанка отпорола тесьму, искоса бросила взгляд на госпожу и тихо сказала:
— Я не верю в смерть милорда.
Жанна вздрогнула и испуганно посмотрела на неё.
— Почему ты о нём вспомнила?
— Так шкатулка ведь…
— Замолчи, замолчи! — накинулась на неё баронесса. — Забудь о графе, не было его!
— Но Вы же его жена, то есть вдова, — возразила девушка. — Да и ребёнок…
