Сегодня пришла пора расплачиваться. Сперва на заснеженную улицу рысью вкатилась десятка конной стражи. Жители обрадовались, потому как с осени изводили Алакертского войта просьбами о защите. А потом — пока Тенфиорт сгрудился на северном въезде, радостно прыгая вокруг въехавших дружинников — с брошенного даже дозорными южного конца, влетели те самые четыре восьмерки разбойников… малость побольше, чем четыре. На некоторых лошадях сидели по двое! Обычно княжеская конница в таких условиях не дралась. Шутка ли, пять к одному! Но стыдно бежать на глазах у тех, кого защищать приехал; да и в дозорах обычно «чешуйчатая», или «караценовая» рать — средняя конница Княжества, не уступавшая никому и никогда… Словом, десятник только зубы оскалил, давая шпоры — а как сабля в руку прыгнула, и сам не заметил. Лязг и визг подняли над холмами стайку ворон. Майс и Ратин увидели их в тот же миг, как Рикард заклинанием почуял тающий под горячей кровью снег.
— Кидай табун, вьюки и тулупы! — рявкнул атаман, — В деревне рубятся! Они на село напали!
— Да сколько их?
— Неважно! Живей! — Ратин намотал поводья заводных вокруг самого тяжелого вьюка и дернул пряжку. Вещи упали в снег якорем; заводные лошади сгрудились рядом. Братство подняло коней с места в рысь. Ложбину между холмов проскочили махом, тревожно щурясь в белесую муть впереди — да сколько ж их там?
— Ратин! Крикни по-своему! Чтоб нас за них не приняли!
Атаман кивнул и выдал такой пересвист, что кони разом сорвались в карьер. У волка лапы когтистые; а за лошадей Спарк даже испугался — не засекся бы кто на гладком зимнем пути.
Потом стало не до страха. Два перестрела до села кони пролетели за десяток ударов сердца. Мелькнул под копытами злосчастный мост. Ратин орал боевой клич Князя — чтобы не приняли за бандитов. Стражники решили, что подошел зимний дозор с юга — и бесстрашно лезли вперед и вперед. Местный кузнец с сыном вырвали по жерди из плетня и тоже размахивали, как умели — то там, то здесь конь давал свечку, а всадник летел стремглав. Баба в красно-черно-зеленой клетчатой юбке, визжащая громче Ратина и десятника, вместе взятых, запустила прямо в свалку котел кипятка — конский рев перекрыл даже ее.
Но пять к одному — все-таки пять к одному. Потеряв десяток, разбойники сбились клином и решили прорываться на юг — Братства было всего четверо, а дружинников пока что удержалось в седлах больше. Сельчане поспешно ныряли в сени. Сын кузнеца осел под забором, стискивая порезанную руку; сам кузнец с разрубленной головой утонул в сугробе. Храбрую тетку прибило копьем к двери; только сейчас Спарк разглядел на ней рубашку со сборчатым воротником — когда-то белую. Трое княжьих все больше перекашивались на седлах… Вот разбойничий вожак встал на стременах, высоко поднял саблю…
И Рикард закатил неимоверно огромный шар пламени в середину сгрудившейся банды. Уцелевшие кони прянули кто куда: сквозь хлипкие заборы, калеча всадников о крыльца и навесы, разбивая им колени об углы срубов, ломая ноги в канавах… Княжий десятник двинул своего жеребца вперед — а этот громадный зверь превосходил статью и весом даже ратинского вороного. Конь смерчем прошел сквозь невысоких разбойничьих лошадок, как кот сквозь мышиную свадьбу, раздавая пинки коваными копытами, опрокидывая в красные лужи мощной грудью, вырывая прямо из боков куски мяса вместе с лоскутами тулупов.
Уцелевшие бандиты бросали оружие. Прежде, чем Ратин или десятник успели вмешаться, родичи кузнеца повалили сдавшихся на снег, острыми стеклянными ножами вспороли животы и одним движением обмотали каждому вокруг горла собственные кишки. Раненых бандитов забивали обухами, как бьют быков, кололи шильями, как колют свиней; а кто был побогаче и потому носил доспех — такого четверо или пятеро держали за ноги и за руки, прижимая к земле, а еще один человек, уперевшись коленом в спину разбойнику, сворачивал ему голову, как гусю или курице.
— Надо было хоть одного живым, твою так!.. — десятник опустил руку с саблей и другой рукой принялся разжимать наглухо сведенные пальцы. — Шустрики деревенские, ет-ть!
— Не говори, кума, сама люблю военных… — Ратин подъехал поздороваться, и согнулся в припадке кашля. Рикард же просто упал с коня — выложился весь. Спарк пошел его поднимать. Майс развернулся к выезду из села:
— За вещами поеду.
— Кхос…торожней… акх…там!
— Не, — мотнул головой десятник, — Ни одна сволочь не сбежала… Однако, сильный колдун!
Проводник уже поднял Рикарда. Сельчане толпились вокруг, выкатив глаза.
— Воды!
— Ну, Спарк… Кхвоють! Так сдохну и не узнаю! — Ратин шатался и отплевывался, а его знаменитый вороной мелко дрожал, — Ну, расскажи, как же ты уцелел… тхогда… на стене?
* * *
Стену Андрей Кузовок ощущал всей спиной. От стены исходило приятное тепло — целый день играло яркое осеннее солнышко, и кирпич хорошо нагрелся. Игнат сидел на том же бревне рядом и точно так же чувствовал тепло вдоль хребта. Чая в этом сне не подавали, а беседа текла неохотно: казалось важнее впитать еще каплю солнца, чем показать свою осведомленность… или даже просто узнать нечто новое.
— …Толкиеновский хоббит меряет свои поступки высшей правдой, а перумовский только силой. Меч там, мегасуперфайерболл, — говорил во сне Кузовок, — За то и не люблю перумятину. Нету в нем второго слоя, нету глубины, понимаешь? У кого плечи шире, в том и правда. А сила…
— А сила, — лениво возражал Игнат, — Она в ньютонах!
И оба улыбались. О Перумовском хирде, о скрещении алмазного меча с деревянным, спорили не раз. Усатый-Полосатый даже составил краткий вопросник для приходящих в клуб новичков: «Ошибки и глупости при сотворении мира». Видимо, вспомнил его и сейчас:
— Волки твои… Ведь ни собака, ни волк не могут нести всадника на спине — позвоночник не позволяет. В упряжке еще туда-сюда, а верховых никак. Разве на шею посадить какого гоблинса комариной весовой категории… Так он единственно сможет за ошейник клещом держаться, молясь Орлангуру, чтоб волк не вздумал прыгнуть подальше. Крыльев-то гоблинам не положено, а после такого прыжка обязательно понадобятся…
Игнат зевнул не хуже того самого волка:
— А-а, так вот почему они не смешиваются, не дают ни гибридов, ни помесей с дикими стаями — даже за столько тысячелетий развития… Они биологически другой вид. А на волков только внешне похожи…
— Так что ж ты их до сих пор не распознал? Ты же с ними прожил, сам говоришь, десять лет!
— С ними-то десять. А обычных волков, земных, я только в телевизоре видел. Скелетов волчьих тем более ни разу не встречал. Откуда мне знать, какой там должен быть позвоночник, и как он на ходу изгибается; и что потеет литрами — потому что пот охлаждает бегущего зверя. Тоже приспособление, чтобы волк мог бежать долго, как лошадь…
