На этот раз толпа не окружала здание. Шаги скаланцев громко отдавались в зале; они заняли место за представителями клана Боктерса. Галереи были почти пусты: на них расположились лишь одетые в мантии руиауро и несколько случайных зевак. Одиннадцать кирнари еще не заняли свои ложи.
Зрелищем, которое приковало к себе внимание Алека, была распростертая на полу в середине зала фигура; человек лежал ничком, раскинув руки в стороны. Это был Серегил: Алеку не нужно было видеть скрытое темными волосами лицо, чтобы узнать возлюбленного.
Серегил, одетый в простую белую тунику и рейтузы, лежал совершенно неподвижно; казалось, он даже не дышит. По бокам от него стояли, как мрачные призраки, Кита и Саабан.
— Мужайся, Алек, — прошептала Бека, провожая его в глубину ложи.
«Атуи», — думал Алек, заставляя себя успокоиться. Никто не посмеет сказать, что тали изгнанника опозорил его недостойным поведением.
Серегил уже давно потерял счет времени. Адриэль привела его в зал лиасидра через несколько часов после рассвета. Ночной холод сделал камни пола ледяными, и Серегил дрожал в своей легкой одежде; камни отнимали тепло и силу у его мышц.
В тот раз пришлось лежать на влажной траве, в фейдасте его собственного отца. По коже ползали насекомые, а травинки щекотали лицо. Дерн впитывал слезы…
Лицо и грудь, прижатые к холодному камню, стали болеть; мускулы от усилия сохранять неподвижность начало сводить судорогой. Однако Серегил не позволил себе пошевелиться и лишь прислушивался к доносившимся издалека звукам.
В Боктерсе был слышен насмешливый шепот детей и молодых ауренфэйе. Мучительнее всего было узнавать голоса друзей…
Из обрывков разговоров, которые долетали до Серегила, он понял, что смерть Райша уже обнаружена, и улыбнулся пересохшими губами, слушая, как обсуждаются доказательства вины акхендийца.
Потроха Билайри, до чего же болит спина! Плечи и колени онемели, кости, казалось, проткнули кожу. Шею ломило от усилия: Серегил старался поддерживать голову, чтобы не совсем расплющить нос о камень. Наконец ему удалось чуть повернуться, так что тяжесть теперь приходилась на скулу. Больше двигаться он не рискнул: его стражникам пришлось бы вмешаться, а Серегил совсем не хотел взваливать еще и это на Киту и Саабана, неподвижно стоявших с ним рядом. Заживающие ранки на левой руке начали чесаться, и Серегил чуть пошевелил пальцами в тщетной попытке унять зуд.
Потом что-то проползло по левой руке.
«Дракончик», — с надеждой подсказало Серегилу воображение. Он зажмурился еще крепче, когда это что-то перебралось ему на нос, но не выдержал и чуть приоткрыл веки. Зеленый жук деловито уползал по камню пола; его спинка засверкала, как яркая эмаль, когда он попал в полосу солнечного света.
Никаких драконов для него сегодня.
Сначала Серегил думал, что после всех мучений испытает облегчение, когда заседание лиасидра наконец начнется. Хоть его глаза и оставались закрыты, он чувствовал, когда люди проходили с ним рядом; некоторые останавливались и смотрели ему в спину. Выдерживать тяжесть любопытных взглядов было нестерпимо, гораздо мучительнее, чем многие годы назад в Боктерсе.
«Тогда я еще не прожил целую вечность, стараясь избежать внимания к себе», — мрачно подумал Серегил. Теперь его сердце колотилось, и с каждым ударом все тело немного вздрагивало. Замечают ли это окружающие? Серегил крепче прижал руки к полу и молча начал молить богов ускорить начало суда.
Шарканье ног продолжалось еще несколько минут; Серегилу было слышно, как люди рассаживаются, болтая между собой. Кто-то говорил о свежих черешнях, которые ел на завтрак; потом до Серегила донесся голос Юлана-и-Сатхила, рассуждающего о торговых маршрутах и погоде. Никто не упоминал его имя, Серегил лежал, как брошенная на пол ненужная одежда, и только ежился под обвиняющими взглядами. Солнечный луч, освещавший раньше жука, переместился и коснулся его пальцев, и от этого Серегил еще острее ощутил, насколько окоченело все его тело. Удары сердца раздавались в его ушах, как удары колокола.
«Пожалуйста, Аура, заставь их начать!»
Наконец он услышал торжественный удар серебряного посоха. Суд начался, и Серегил, прислушиваясь к различным голосам, представлял себе лица говоривших.
— Адриэль-а-Иллия, — обратился к кирнари Боктерсы Бритир, — член твоего клана нарушил закон объявленного против него тетсага.
— Серегил, ранее именовавшийся Серегил-и-Корит из Боктерсы, лежит перед тобой. Пусть будут перечислены обвинения против него. — Слышать голос сестры было приятно, и теперь Серегил определил, где находится ложа Боктерсы. Алек и остальные скаланцы тоже должны быть там. Мысль об этом заставила его щеки вспыхнуть.
— Я говорю от имени лиасидра, — продолжал Бритир. — Серегил-и-Корит нарушил условия, на которых ему было разрешено вернуться. Он под покровом ночи покинул священный город. Он взял с собой оружие и использовал его против своих братьев-ауренфэйе. Он надел одежду ауренфэйе и ходил среди нас, как шпион.
Серегил услышал, как скрипнули ножки кресла, когда поднялся Назиен, чтобы продолжить перечисление обвинений:
— Серегил-и-Корит нарушил приговор об изгнании, вынесенный ему за убийство моего родича, Димира-и-Тилмани Назиена.
Давно забытый голос отца прорычал откуда-то из глубин памяти Серегила: «У него есть имя, у того человека, которого ты убил!»
«Да, отец, я никогда его не забывал».
Серегил услышал приближающиеся шаги, и сильные руки подняли его и поставили на колени.
— Мужайся, — прошептал Кита.
Серегил оперся руками на бедра, но голову не поднял. Его повернули лицом к старейшине-силмайцу, но углом глаза он мог видеть Адриэль и остальных. В ложе сидел Коратан, там же стояли носилки Клиа. В этот момент Серегил был рад, что не видит Алека.
Тогда он не позволил себе плакать, стоя перед родичами с прилипшими к лицу и одежде травинками, под чистым небом Боктерсы. Ему очень хотелось дать волю слезам, но он боролся и загнал их так глубоко, что потом многие годы ни одна не пролилась.
— Серегил-и-Корит, ты слышал выдвинутые против тебя обвинения. Если они будут доказаны, позор падет на весь клан Боктерса. Что ты ответишь?
Горло Серегила пересохло, голос звучал хрипло, как воронье карканье, но он не дрогнув взглянул на своих обвинителей.
— Я был изгнан из своего клана. Теперь я известен вам как Серегил из Римини, изгнанник, и как изгнанник и слуга принцессы Клиа я и действовал. Ничто из совершенного мной не может принести позор Боктерсе.
Как изгнанник, я сделал все, что вы перечислили, и принимаю весь позор на себя. Я вернулся сюда пособственной воле, чтобы предстать перед вами и ответить за свои поступки. Я действовал вопреки тетсагу, но без злого умысла.
