Дно резко пошло вверх, снежинки превратились в бесконечный поток острейших, неуловимых для зрения тончайших лезвий, забивающих и царапающих упрочнённые стёкла широких очков, а потом - всё стихло, и мы наконец-то рискнули поднять головы.
Позади темнел провал ущелья, белёсый от струек снега, утаскиваемых ветром, чуть впереди начинался спуск, а по левую руку в скальной толще призывно манило небольшое углубление, словно специально созданное кем-то для того, чтобы именно в его кармане разбивать палатки и ставить костры.
Инцидент с ге-ри разрешился не только профитом для Кейт в виде второго хвоста - у меня отпочковался четвёртый. Впрочем, заметил я переизбыток мохнатых конечностей далеко не сразу: поначалу нам с Лисёнкой было совсем не до того, потом отсыпались, и только после всего этого, когда взялся за подбор одежды взамен повреждённой, обнаружил дополнение.
Зато желтоглазая легко и непринуждённо научила "объединять" сей относительно материальный довесок. Лёгкое усилие воли, и все четыре длинных рыжих отростка сливаются в один. В Сути же картина выглядела абсолютно иначе: вокруг каждого хвоста по спирали закручивалось едва уловимое взглядом марево искажаемого пространства, и дополнительные конечности словно бы проваливались в какое-то подобие лакун, кои, не прекращая движения, стягивались к центральному пушистому довеску. При этом ощущать я их не переставал, менялась только точка восприятия - словно все четыре есть по отдельности, но связаны в единую сеть.
Из полезных свойств обнаружились забавные моменты: когда хвосты едины, для провала в ускорение вообще усилий прилагать не надо, только зародилась даже не мысль, её тень - а тело уже отреагировало. Плюсом к тому - заметный скачок скорости реакции и странное чувство понимания объёма собственных резервов. Хвосты по отдельности - знаю, что могу многое, но не очень понимаю, на каком моменте силы покинут меня и я выдохнусь, хвосты в один собраны - и будто включается система мониторинга ресурсов: представляю, сколько во мне запасено энергии, какой процесс в организме или тонкой оболочке за что отвечает, как циркулирует Сила по телу и ауре, где, как и в каком объёме собирается и компактифицируется для дальнейшего распределения по энергохранилищам кицурского метаорганизма.
Ну и ещё всякого-разного по мелочи, но в таких масштабах, что любая попытка сосредоточиться и воспринять весь этот массив информации в деталях сразу же заканчивается острейшей головной болью с непременным обильным носовым кровотечением.
Если подытожить - то хвосты всё же не просто накопители энергии, это, скорее, сверхсложный приёмопередатчик с громадьём всевозможного обвеса, в котором роль аккумулятора Силы - далеко не приоритетная. А если оперировать земными понятиями, получается ещё веселее: каждый хвост - ЦОД и ТЯЭС в одном флаконе, а при объединении - вообще что-то чудовищное, словно кластер мейнфреймов.
На следующее утро, плотно позавтракав и сверившись с картой, всё же двинулись в путь.
И очень скоро стали понятны слова Шута о паре и газах. Один из левиафанов, огромный, но при этом какой-то усохший, с наростами не то камней, не то ороговевших шрамов, с выцветшей до серости шкурой, сделал пару тяжёлых витков вокруг своего семейства и на небольшой высоте отправился в сторону хребтов, окружающих долину. Мы как раз успели спуститься на небольшую площадку, образованную уходящим за скалу склоном, чтобы стать свидетелями смерти исполина.
Скала скрывала от наших глаз острую гребёнку каменных наростов, снаружи их прикрывал массив гор, но из долины на них открывался прекрасный вид. Между этими изогнутыми пальцами клубился странный плотный туман, изредка разрываемый выбросами не то пара, не то газа. Левиафан, не меняя курса, шёл прямо на эту дымную гряду, мощным телом раздвигая поначалу мелкие облачка тумана, а потом и вовсе исчез в непроглядной хмари.
Спустя несколько мгновений туман между наростами вспучился, лопнул серыми брызгами, выпуская из своего чрева летающего исполина - со сползающей кожей, с кровоточащими кавернами, уходящими вглубь тела, с оголёнными мышцами. Он шёл вертикально вверх, роняя кровь и ошмётки плоти, оставляя за собой зеленовато-серую дымку. Иногда его догоняли выбросы пара, сдирая с тела новые порции мяса, оставляя огромные, тут же лопающиеся волдыри по всей шкуре, но пар не мог его не то что остановить, даже сбить с пути.
А гигант всё забирал и забирал отвесно вверх, очень быстро становясь совсем крохотным, пока вовсе не исчез в где-то в районе перьевых облаков.
А через несколько секунд он вернулся.
Там, где находились лоб и носовой рог, зияла огромная, вывернутая костями и мясом наружу яма, плавно уходящая вдоль хребта к хвосту. Словно что-то взорвалось внутри левиафана, разом уничтожив голову и позвоночник. Туша рухнула между каменными пальцами, обрушив разом два из них, а удар оказался такой силы, что мгновенно разметал туман, блуждавший между ними...
Чуть позже в ноги ударила земля, возмущённая столкновением, но - это было неважно. Действительно неважно на фоне того, что предстало нашим глазам.
Кладбище исполинов. Чудовищная гора переломанных костей, перемешанных между собой, некоторые, потревоженные ударом, буквально рассыпались на глазах в желтоватую пыль и труху, другие же ещё носили на себе остатки плоти.
А через миг наползшее облако оказалось разорвано, буквально прошито стремительным, практически неуловимым серебристым росчерком. Гибкое длинное тельце нырнуло к кладбищу, что-то проверещало-прочвиркало, пронеслось над местом падения левиафана и, по широкой дуге обойдя стаю исполинов, с лёгкостью устремилось в сторону солнца, единым махом проскочив над заснеженными горами, и скрылось в облаках.
- Кейт, солнце моё, у меня с логикой совсем всё печально, или этот гигант в самом деле разродился тем шустриком?
Во взгляде Лисёнки, медленно переведённом с гор на меня, можно было бы с лёгкостью пытаться определить горизонт событий - враз потемневшие, они буквально физически воплощали в себе что-то, до невозможного близкое к чёрным дырам.
- Онтойо... Небесная гончая... - кицунэ встряхнулась, словно вынырнув из тягуче-медленного внутреннего диалога, ободряюще улыбнулась. - Сашка, в старых книгах говорилось, что увидеть онтойо - к везению и удаче. А уж сам момент рождения гончей...
Ну и улыбочка у девочки. Если кошака перекормить валерьянкой, и то менее упоротое выражение лица у животины получится.
Желтоглазая, не говоря ни слова, сграбастала меня в охапку и затихла, только слышно, как ногти в беспалых перчатках царапают по коже куртки.
