Он извлек колоду мошеннических карт и картинно развернул ее.
— Есть в кабинете выпивка? Очень крепкая, из тех, что вызывают у человека слезы на глазах и пожар в желудке?
Он изобразил удивление, увидев на полке за столом Реквина, рядом с вазой с цветами, бутылку с крепким коньяком.
Локки схватил вазу, выбросил цветы на пол и поставил пустую вазу на стол. Потом открыл бутылку и налил коричневый коньяк в вазу примерно на три пальца.
— Теперь, как вы видите, у меня в руках ничего нет, кроме этой совершенно обычной колоды совершенно обычных игральных карт. Но так ли это?
Он в последний раз перетасовал колоду и бросил ее в вазу. Алхимические карты размягчились, раздулись и начали пениться и пускать пузыри. Картинки и символы на них растворились, вначале превратившись в белую полосатую массу, потом в маслянистое, серое, вязкое вещество. Локки отыскал в углу стола на маленькой тарелочке закругленный нож для масла и перемешивал им вещество, пока последние следы карт не исчезли.
— Что вы делаете? — спросила Селендри.
— Алхимический цемент, — ответил Локки. — Маленькие резиновые пластинки, разрисованные так, чтобы походить на карты, созданы с расчетом на реакцию в крепком алкоголе. Милостивые боги наверху, лучше вам не знать, сколько это мне стоило. Дьявольщина, да после того как я их заказал, мне ничего не оставалось, кроме как прийти и ограбить вас.
— Что вы намерены…
— Я знаю по собственному опыту, — ответил Локки, — это вещество, застывая, становится прочнее стали.
Он подбежал к тому участку стены, где появлялся подъемный шкаф, и принялся смазывать серым веществом щель, обозначавшую дверь.
— Так вот, когда я все здесь смажу, а потом налью это вещество в замок главной двери — это произойдет через минуту, — Реквину понадобится боевой таран, если он сегодня захочет снова попасть в свой кабинет.
Селендри попыталась позвать на помощь, но у нее было слишком повреждено горло; звук получился громкий и необычный, но недостаточно сильный, чтобы его услышали внизу. Локки сбежал по железной лестнице, закрыл главную дверь в кабинет Реквина и торопливо залепил замок комком серого вещества.
— А теперь, — сказал он, возвращаясь в центр кабинета, — следующий сюрприз этого вечера, связанный с прекрасным набором стульев, который я подарил нашему высокочтимому хозяину. Оказывается, я все-таки знаю, что такое талатрийское барокко. И неспроста человек в здравом уме заказывает мебель из такой слабой древесины, как стриженое дерево.
Локки схватил один из стульев. Сорвал подушку сиденья, снял панель под ней и обнажил мелкий тайник, в котором тесно лежали инструменты и оборудование: ножи, кожаный пояс для крепления тросов, зажимы, блоки и различные другие предметы. Все это он со звоном высыпал на пол и с улыбкой поднял стул над головой. — Так его гораздо легче сломать.
Что он и сделал, с силой ударив стулом о пол кабинета Реквина. Ни одно соединение не выдержало, но отдельные части не разлетелись — их держал трос, продетый сквозь отверстия в ножках и спинке. Локки несколько секунд повозился с обломками стула, и в руках его оказалось несколько кусков полушелковой веревки.
Одной такой веревкой с помощью Жеана он привязал Селендри к стулу за столом Реквина. Она лягалась, плевалась, даже пыталась укусить их, но тщетно.
Как только ее связали, Локки взял из груды предметов на полу нож. Жеан разбивал остальные стулья и извлекал их содержимое, а Локки с ножом в руке подошел к Селендри. Она презрительно смотрела на него.
— Я не могу вам сообщить ничего важного, — сказала она. — Хранилище в подвале этого здания. А вы только что закрылись здесь. Можете пугать меня как угодно, Коста, но я не понимаю, что вы делаете.
— О, вы думаете, это для вас? — Локки улыбнулся. — Селендри, я считал, что мы знаем друг друга лучше. А кто вообще говорил о хранилище?
— Вы должны были найти способ…
— Я лгал, Селендри. Мне часто приходилось лгать. Вы думали, я экспериментирую с механизмами и составляю отчеты для Максилана Страгоса? Ничего подобного, я пил коньяк на первом и втором этажах и пытался собраться после того, как едва не распался на куски. Ваше хранилище неприступно, милая, и я бы к нему и близко не подошел.
Локки огляделся, притворяясь, что впервые видит кабинет.
— У Реквина тут очень дорогие полотна, не правда ли?
И с улыбкой более широкой, чем обычно, Локки подошел к ближайшей картине и начал осторожно вырезать ее из рамы.
Десять минут спустя Локки и Жеан оттолкнулись от балкона Реквина; полушелковые тросы, которые они надежно привязали к перилам, были закреплены в карабинах их поясов. Места для страховочных тросов в стульях не хватило, но иногда приходится и рисковать.
Локки радостно вопил, быстро опускаясь к земле в ночном воздухе, минуя окно за окном, балкон за балконом со множеством скучающих, довольных, нелюбопытных или утомленных игроком. Радость временно заставила его забыть о печали. Они с Жеаном летели двадцать секунд, пользуясь металлическими карабинами, чтобы избежать падения вниз головой, и эти двадцать секунд в мире все было прекрасно, хвала Покровителю Воров. За плечом у Локки висели десять ценнейших картин из собрания Реквина, тщательно вырезанные из рам, свернутые в трубку и уложенные в чехол из промасленной парусины. Две картины пришлось оставить на стенах, потому что не хватало места в чехлах, но пространство тайников в стульях тоже было ограничено.
Разработав план похищения собрания Реквина, Локки искал возможного покупателя среди торговцев антиквариатом и произведениями искусства в нескольких городах. Цена, которую ему предлагали за его гипотетическое собрание «живописи», была по меньшей мере удовлетворительной.
Спуск прекратился на камнях двора Реквина: тросы кончились в трех дюймах над землей. Приземление Локки и Жеана потревожило несколько пьяных пар, прогуливавшихся по периметру двора. И не успели они отсоединиться от тросов, как услышали тяжелую поступь солдат и звон оружия. С улицы у Солнечного Шпиля к ним бежали восемь «глаз».
— Стойте на месте! — крикнул их командир. — Как офицер архонта и Совета я арестую вас за преступления против Тал-Веррара. Поднимите руки и не сопротивляйтесь, ибо пощады не будет.
Длинная мелкая лодка подошла к причалу архонта, и Локки почувствовал, как колотится сердце. Впереди самая трудная, самая деликатная часть плана.
«Глаза» высадили их с Жеаном из лодки. Руки им связали за спиной, картины отобрали. Их очень осторожно нес офицер, последним вышедший из лодки.
