Судя по тому, как бессмысленно и беспорядочно суетилась толпа солдат, до того стоявших в строгом боевом порядке, принимать какие-то меры было уже поздно. Так бегают на пожаре, который уже нет смысла тушить — не с определенной практической целью, а от излишнего возбуждения, чтобы сбросить эмоции.
Сперва Килгаллен не понял, какая причина могла заставить вышколенных бойцов вести себя так по-детски, и долго таращился на людей, пытаясь проследить траекторию их движения и угадать, где находится центр событий. Но ему не пришлось догадываться самому. Люфгорн протянул дрожащую руку к родной крепости и просипел, опасно багровея:
— Ворота! Ворота где?
Король Гриома в ужасе подумал, что эти недотепы открыли ворота, а какой-то из отрядов Юлейна сумел слишком близко подобраться к мосту, и теперь бой идет в опасной близости от места, которое он полагал безопасным. Доля истины в этом прозрении была. Но доля незначительная. Затем Килгаллен посмотрел на мост, на ворота и остолбенел. Смотреть было не на что. Его взгляду предстала отвратительная дыра, зиявшая на том месте, где еще час, полчаса и даже пять минут назад возвышались неприступные, известные на весь Ламарх гигантские ворота Нилоны — железные, кованные, неподвластные времени и разрушению. В общем, даже нельзя было сказать, что их кто-то разрушил. Их кто-то — спер!
Может, и следовало бы указать королю Гриома, что слово «спер» не принято произносить в приличном обществе, но он вправе возразить, что в приличном обществе не принято и уносить средь бела дня без спросу чужую собственность.
В общем, ворота, которые еще минуту назад служили надежной защитой жителям Нилоны, чудесным образом исчезли. Хотя к чуду в привычном смысле этого слова, данное происшествие не имело никакого отношения. Это была просто отлично спланированная и с блеском осуществленная военная операция.
Любое чудо можно объяснить задним числом. Не потому что чудо — это не чудо, а потому что хорошее объяснение, это хорошее объяснение
Франц Розенцвейг
Но до того, как вдаться в ее подробности, поговорим немного об искусстве писать заявления.
В написании заявлений, как и в любом другом жанре высокой литературы, есть свои стили и направления. Дьюхерст Костолом был ярым приверженцем минимализма и, как и Агапий Лилипупс, охотно пользовался сложноподчиненными предложениями, с легкостью сокращая длинные логические связи. А зная приверженность барона к его первому и главному родительскому дому, Кассарии, и нежную любовь к кассарийскому голему, никто не удивился, когда, едва открылись двери только что организованного филиала, на стол Наморе легло заявление от Дьюхерста Костолома — следующего содержания: «Рекомендую немедленно принять меня на важную должность в ваш филиал для большой пользы, чтобы не было неприятных неприятностей грустных, включая оных».
Высоко ценивший знаменитого на весь Ад бойца, Намора начертал на этой цидулке резолюцию: «Куда ж без него».
Мудрый минотавр обратился за содействием к Дьюхерсту и Даэлису по сходным причинам — он не видел лучших кандидатур для мгновенного и безболезненного устранения такого солидного препятствия как ворота Нилоны.
Такангор понимал, что рано или поздно (а если учесть все, что он прочитал о Килгаллене Трехглазом и Саразине, скорее, рано) его противники сообразят, что им выгоднее перейти в глухую оборону за стенами крепости, чтобы оттуда совершать изматывающие противника вылазки, давая возможность своим войскам отступить за горы. Но даже если бы они не собирались бежать, он не хотел оставлять им ни малейшего выбора, никакой возможности принять невыгодное для тиронгийцев решение. Да, он признавал, что это война Юлейна, но правила на ней устанавливал только он.
Дьюхерст и Даэлис выслушали его с видимым удовольствием. В конце концов, они были еще очень молоды, если считать человеческими мерками, совершенные юнцы, и ужасно любили пошалить. Но в Преисподней шалости не поощряли. Даэлис, став полковником, мог вообще забыть о развеселых приключениях; к Дьюхерсту так строго не придирались — он не славился интеллектом, зато был знаменит на весь Ад чрезвычайной силой и свирепостью, так что теоретически мог бы позволить себе чуть больше вольностей, но ему отчаянно не хватало хорошей компании. Водиться с главными проказниками, бесами и демонами низшего ранга, не позволяло аристократическое происхождение и положение в обществе; друзей у него было немного, а лучший из них, Даэлис, только вздыхал и грустно бормотал что-то — то о завтрашнем смотре, то о сегодняшнем нагоняе. Так что идея умыкнуть тщательно охраняемые ворота показалась обоим демонам чрезвычайно остроумной и привлекательной. Посмеиваясь и переливаясь всеми цветами пламени (эксклюзивный дизайн графа Кальфона Свирепого), они отправились на задание.
* * *
Сила удара армии равна массе, помноженной на скорость
Наполеон Бонапарт
Все, кому довелось пережить атаку панцирной пехоты минотавров, считают это событие самым ярким впечатлением в своей жизни и твердо убеждены, что освежать его ни в коем случае не следует. Так, изо всех убежденных холостяков самый убежденный тот, кто успел в юности связать себя узами брака и чудом спасся.
Как верно заметил генерал Галармон, это единственная в мире тяжелая пехота, способная развить скорость атакующей конницы. Но он забыл упомянуть еще об одном ее преимуществе — невероятной маневренности. Если кавалерийскую атаку можно попытаться остановить или, во всяком случае, задержать при помощи пикинеров и копейщиков, то минотавры этого препятствия даже не заметят.
Копейщик становится на одно колено, упирает конец бесконечного копья в землю и превращается в живое укрепление. Его задача — выдержать удар и остаться на месте; его основное состояние — сосредоточенная неподвижность.
Несущиеся во весь опор кони не успевают замедлить движение и налетают на острия копий, дальнейшее понятно. Минотавр, как на катке, ловко огибает копейщика — неподвижное препятствие с длинным, тяжелым, неповоротливым и совершенно бесполезным в ближнем бою оружием — и врубается в ряды противника со скоростью и напором Бумсика, поедающего пфуйцели, не замеченные Хрюмсиком.
Меченосцы и топорники также бессильны против них — они не в состоянии остановить стремительную закованную в броню чудовищную тушу вдвое, втрое большего размера, чем они сами, да плюс вес доспехов и оружия, плюс характер, энтузиазм, рога и героические традиции. Минотавры сминают людей в первые же минуты столкновения. Единственная испытанная защита против них — крепостные стены или другие авантажные монстры.
