— Ты все тот же Барт Квентин, — сказал Толмен. — Но мне в это больше верится, когда я закрываю глаза. Вождение космолета…
— Я не утратил ничего человеческого, — настаивал Квентин. — В сути своей мои эмоции не изменились. Мне… не так уж приятно, что ты смотришь на меня с неподдельным ужасом, но я могу понять твое состояние. Мы ведь давно дружим, Вэн. Не исключено, что ты забудешь об этом раньше, чем я.
Толмен вдруг покрылся испариной. Но теперь он, несмотря на слова Квентина, убедился, что хоть частично узнал то, за чем пришел. У транспланта нет сверхъестественных способностей — он не телепат.
Разумеется, остались еще невыясненные вопросы.
Он подлил коньяку и улыбнулся поблескивающему цилиндру. Слышно было, как в кухне тихонько напевает Линда.
Космолет остался безымянным по двум причинам. Во-первых, ему предстоял один-единственный рейс — на Каллисто; вторая причина была не столь проста. По существу, это был не корабль с грузом, а груз с кораблем.
Атомная энергостанция — не генератор, который можно демонтировать и втиснуть в грузовой отсек. Она чудовищно велика, мощна, громоздка и тяжела. Чтобы изготовить атомную установку, нужны два года, а потом ее пускают в действие непременно на Земле, на гигантском заводе технического контроля, занимающем территорию семи графств в штате Пенсильвания. В вашингтонской палате мер и весов в стеклянном футляре с терморегулятором хранится полоска металла; это стандартный метр. Точно так же в Пенсильвании с бесчисленными предосторожностями хранится единственный в солнечной системе эталонный расщепитель атомов. К горючему предъявлялось только одно требование — его лучше всего просеивать в грохотах с сеткой в один меш. Размер был выбран произвольно и лишь для удобства тех, кто составлял стандарты на горючее. В остальном же атомные энергостанции поглощали все, что угодно.
Немногие баловались с атомной энергией — это свирепая стихия. Экспериментаторы работали по шаткой системе осторожных проб и ошибок. Но даже при таких условиях лишь трансплантация — гарантия бессмертия — не давала профессиональному неврозу перерасти в психоз.
Предназначенная для Каллисто атомная энергостанция была слишком велика даже для самого крупного из торговых космолетов, но ее непременно надо было доставить на Каллисто. Поэтому инженеры и техники соорудили корабль вокруг энергостанции. Не то чтобы буквально сметанный на живую нитку, он, безусловно, соответствовал далеко не всем стандартам. Его конструкция во многом резко отклонялась от нормы. Специфические требования удовлетворялись искусно, подчас остроумно, по мере того как возникали. Поскольку все управление кораблем предполагалось сосредоточить в руках транспланта Квентина, об удобствах малочисленного аварийного экипажа почти не заботились. Экипаж не должен был слоняться по всему кораблю, если только не случится где-нибудь поломки, а поломки практически исключались. Корабль был единым живым существом. Почти, но не совсем.
У транспланта были приставки — инструменты — решительно во всех секциях сооружения. Они предназначались для выполнения текущих работ на корабле. Искусственных органов чувств не было — только слуховые и зрительные Квентин временно превратился в суперуправление космолетом. Саммерс принес на борт мозг-цилиндр, поместил его где-то (он один знал, где именно), подключил и этим закончилось сотворение космолета.
В 24.00 энергостанция отправилась на Каллисто.
Когда была пройдена примерно треть пути к орбите Марса, в необъятный салон, способный привести в ужас любого инженера, вошли шестеро в скафандрах.
Из настенного динамика раздался голос Квентина:
— Что ты здесь делаешь, Вэн?
— Порядок, — сказал Браун. — Приступаем. Работать надо по-быстрому. Каннингхэм, найдите-ка штеккер. Далквист, держи пистолет наготове.
— А мне что искать? — спросил рослый блондин.
Браун посмотрел на Толмена.
— Вы уверены, что он неподвижен?
— Уверен, — ответил Толмен, у которого бегали глаза. Он чувствовал себя голым под пристальным взглядом Квентина, и это ему не нравилось.
Изможденный, морщинистый, хмурый Каннингхэм заметил:
— Здесь подвижен только привод. Я был убежден в этом еще до того, как Толмен перепроверил. Если трансплант подключен в расчете на одно задание, то он располагает только инструментами, необходимыми именно для этого задания.
— Ладно, не будем терять время на болтовню. Разомкни цепь.
Каннингхэм широко раскрыл глаза под смотровым стеклом шлема.
— Минутку. Тут ведь оборудование не стандартное. Оно экспериментальное… Мне надо разобраться… ага!
Толмен украдкой пытался отыскать линзы трансплантовых глаз, но ему это не удавалось. Откуда-то из-за лабиринта труб, соленоидов, проводов, аккумуляторных пластин и всевозможных деталей на него, он знал, смотрит Квентин. Несомненно, из нескольких точек сразу — зрение у него наверняка обзорное, глаза продуманно размещены по всему салону.
А салон — центральный салон управления — был огромен. Выкрашенный в мутновато-желтый цвет, подавляющий пустотой, он напоминал причудливый, какой-то сверхъестественный собор; его громада подавляла мужчин, превращала их в карликов. Модуляторы необычайных размеров, лишенные изоляции, жужжали и искрили; жутковатым пламенем вспыхивали вакуумные лампы. Вдоль стен над головами людей, на высоте шести метров, проходила металлическая площадка, огороженная металлическими поручнями — случайное проявление заботы о технике безопасности. На площадку вели две лесенки у двух противоположных стен каюты. Сверху свисал звездный глобус, а в хлорированном воздухе глухо отдавалась пульсация чудовищной мощности.
Динамик спросил:
— Это что, пиратский налет?
— Называйте, как хотите, — небрежно ответил Браун. — И успокойтесь. Вам не причинят вреда. Возможно, мы даже отправим вас на Землю, когда изобретем безопасный способ.
Каннингхэм изучал люситовую сетку, стараясь ни к чему не прикасаться.
Квентин сказал:
— Этот груз не стоит таких усилий. Я ведь не радий везу.
— Мне нужна энергостанция, — лаконично возразил Браун.
— Как вы попали на борт?
Браун поднял было руку, чтобы отереть пот с лица, но, скорчив гримасу, воздержался.
— Что-нибудь нашел, Кэннингхэм?
— Не торопите меня. Я всего лишь инженер по электронике. Схемы тут запутанные. Ферн, подсоби-ка.
Беспокойство Толмена росло. Он понял, что Квентин после первого удивленного возгласа игнорирует его. Какой-то безотчетный импульс побудил его закинуть голову и окликнуть Квентина.
