Против нашей пары — Донат и София. Я давно с особенным интересом слежу за молодым Вако. В этом человеке удивительным образом сочетаются две сущности. Его улыбка напоминает мне улыбку одного охотника, которого я знала давно, в Академии, но порой Донат становится мрачен, его тёмные глаза пустеют, и тогда мне является совсем другой образ…
Донат видит замешательство на моём лице и смеётся:
— Какого призрака вы увидели, леди Лира?
Я успеваю крикнуть ему стандартное: как он похож на отца, пока танец не разнёс нас в стороны. Я держу свою тайну у самого сердца: не Карла я временами вижу в этих пустых чёрных глазах, но другого Дэви. Александра…
Я молчу. Я слежу за вальсом теней среди звёзд в тёмной траве…
Ушедшие прежде нас. Как много их: Мира, Дэви, Кларисса, Гектор, Карл, Хиам, Латэ… И они сейчас здесь, среди нас! — вдруг понимаю я. Они тоже танцуют в круге света лампады! Пусть они невидимы: я вижу их тени на земле. Звёздочки цветов — их глаза… Я вскидываю голову, встречаюсь взглядом с Линтером и понимаю: он тоже видит их. Лицо Винсента задумчиво и серьёзно, как в далёкую ночь моего предательства. Он что-то шепчет беззвучно: всего два слога, одно короткое имя. Наверное, я догадываюсь, какое это имя…
Резкая остановка в танце. Поворот и — прыжок! Ульрик поднимает меня на вытянутых руках в бездонное небо. Я раскидываю руки и краем глаза успеваю заметить, как силится взлететь моя тень…
— Ульрик, довольно!
Но он смеётся и продолжает кружить меня. Танец превращается в пытку. Здесь больше мёртвых, чем живых. Тени их перемешались и надвигаются на меня! Тяжело дышать… Душно, душно!
Последняя дрожащая трель флейты обрывается. Вальс Теней окончен. Люди выходят из круга света, и их тени пропадают. И я вскрикиваю, будто от боли.
— Что с тобой, милая? Запыхалась? — шёпот Ульрика. Я отрицательно трясу головой, пытаюсь объяснить:
— Нет! Мне… жаль их…
— Кого?
— Тени. Тени прошлого… Они так быстро исчезают!
Супруг молчит. За годы он привык к моим странностям… Я вздыхаю, в поисках вдохновения для нужных слов гляжу в небо. Но звёзды немы и бесстрастны, и я снова обращаю взгляд на площадку для танцев.
Объявлен перерыв, и здесь веселятся дети. Как много детей! Как много их звонких задорных голосов! Здесь дети бывших вампиров и дети охотников — играют вместе, не зная, какая пропасть разделяла их родителей. Пытаются повторить только что прошедший вальс сын и дочь Солен — двойняшки лет десяти. А в центр площадки выбежала рыжеволосая, худая как щепка девчушка и закружилась, воздев руки. Она некрасива, эта Стелла — дочь Винсента и Кристины, но, я слышала, очень талантлива. Поэтесса и музыкантша, лёгкая и быстрая как птичка. Я не удивляюсь, когда из её кудряшек мне вдруг поблёскивает заколка в виде бабочки.
Её крылья — зелёные драгоценные камни…
Не осталось ни следа от только что пугавших меня теней, но я уже не рада. Я кутаюсь поплотнее в накидку, до боли в глазах всматриваюсь в вытоптанную траву площадки, безнадёжно мечтая найти там потерянные видения. Тени исчезли, оставив в моей душе пустоту. Я ощущаю эту пустоту сильнее с каждым годом. Она приходит всегда после снов о прошлом… Чем заполнить её?
Рядом останавливается Солен.
— Красивый танец, не правда ли? — ровно говорит она мне, как доброй знакомой. — Он так напоминает то время, да?
— Ты тоже хочешь его вернуть? — несмело шепчу я.
Герцогиню трогают мои слова. Её брови хмурятся, губы неуверенно кривятся:
— Пойми меня правильно, Лира Диос. Возвращать вампиров, их тёмный больной мир, конечно, не надо. Но грустно, что уходит настоящая память о них, что она замещается… этим! — она щёлкает по маске Ульрика, и мой супруг поспешно снимает нелепую личину:
— Вампиров — не надо, но память о carere morte надо вернуть, — серьёзно говорит он.
— После Миры остались чудесные дневники. Винсент давал мне читать некоторые записи, и они… прекрасны, — шепчет Солен, и я улыбаюсь. Я вдруг понимаю, в чём заключается моё счастье, где она, моя неведомая призрачная цель. Я улыбаюсь и опять гляжу в небо… Там падает звезда, и я принимаю это за добрый знак. Я внезапно поняла, чем можно заполнить странную пустоту в душе.
Меня хотели видеть воином, политиком, интриганом, но я — только лишь наблюдатель. Там, за границей жизни, меня ждёт не свет и не тьма — лишь серость. Чем расцветить пустые будни? Моим рукам непривычен меч, горячий от крови, в моих руках должно быть писчее перо, горячее от пальцев, по которым воспоминания, видения ушедшего мира текут как ток и переходят на лист. Я не могу вернуть ушедших и попросить у них прощения за то, что они погибли, а я, нелепая, смешная, пугливая, прятавшаяся всю жизнь за их спины, осталась жить в светлом, исцелённом ими мире. Но я могу оживить их на страницах книги и попросить прощения там, в мире белых бескрайних полей пауз и витиеватых изысканных узоров фраз.
Пройдут ещё годы, и я умру. И в тот миг, когда угаснет мой взор, зажгутся две новые искорки — в глазах следующего голоса Бездны. Ведь Она всегда незримо присутствует в мире. Она велика, сильна и безразлична. Пусть же мои преемники будут знать, к чему может привести Её ненависть, пусть они узнают несбывшуюся еще сказку о детях Её любви!
Это будет моя исповедь. Я прошепчу её себе, приму и отпущу свою вину…
— Мир сarere morte заслуживает собственной книги, — говорю я, и чувствую, что передо мной в этот миг расстилается новая, безумная и бесконечная дорога. Остаётся одно: ступить на неё, затаив дыхание. — Думаю, у меня получится. Я напишу о carere morte книгу.
In vivo (лат. — буквально «в (на) живом»), то есть «внутри живого организма» или «внутри клетки». В науке in vivo обозначает проведение экспериментов на (или внутри) живой ткани при живом организме.
In vitro (лат. «в стекле») — это технология выполнения экспериментов, когда опыты проводятся «в пробирке» — вне живого организма.
В знамение Креста (лат.) — начало молитвы «Per signum Crucis de inimicis nostris libera nos, Deus noster.» — «B знамение Креста избавь нас от врагов наших, Боже наш.»
