и по длинному коридору, но к тому времени я уже терял сознание, и был бы рад потерять, если бы это избавило меня от ощущения раскалывающейся головы и горящей пламенем руки. Но я держался. Если я умирал – а мне определённо так казалось, – я хотел сделать это снаружи, вдыхая свежий воздух.
Меня поразил яркий свет. Он усугубил головную боль, но всё равно это было прекрасно, потому что он не походил на нездоровый свет подземного мира под Лилимаром. Даже на более приветливое свечение светлячков. Это был дневной свет, но не только.
Это был солнечный свет.
Меня вынесли ему навстречу полусидя-полулёжа. Облака рассеивались, и я видел голубое небо над громадной площадью перед дворцом. Не обрывки синего, а целые акры. Нет, мили синевы. И, Бог мой, как же сияло солнце! Я опустил глаза и увидел свою тень. Глядя на неё, я чувствовал себя Питером Пэном, принцем Пропавших Мальчиков.
Раздались громкие аплодисменты. Городские ворота были открыты, и площадь заполнилась серыми жителями Эмписа. Они увидели Лию и опустились на колени с громким шумом, от которого у меня пробежали мурашки.
Она смотрела на меня. Думаю, этот взгляд говорил, что мне не помешала бы небольшая помощь.
– Опустите меня, – попросил я.
Мои носильщики послушались, и я обнаружил, что могу стоять на своих двоих. Боль всё ещё была со мной, но было и ещё что-то. Оно было тогда, когда я не своим голосом выкрикивал имя Гогмагог, и оно не исчезло до сих пор. Я поднял руки, здоровую правую и левую, из которой всё ещё текла кровь, окрашивая в алый цвет новую повязку, чуть раньше наложенную Джайей. Как цвет маков на холме позади маленького домика Доры.
Люди внизу молча ждали, стоя на коленях. И, несмотря на мощь, охватившую меня в тот момент, я вспомнил, что они преклоняли колени не передо мной. Это был не мой мир. Мой мир был другим, но мне оставалось завершить здесь ещё одно дело.
– Слушайте меня, жители Эмписа! Летучий Убийца мёртв!
Толпа взревела криками одобрения и благодарности.
– Тёмный Колодец закрыт, и существо, которое там обитает, заперто внутри!
Снова приветственные крики.
Теперь я почувствовал, как эта мощь, эта инаковость, покидает меня, забирая с собой силу, которую я позаимствовал вместе с ней. Скоро я бы снова стал старым добрым Чарли Ридом… если бы укус Петры не прикончил меня.
– Слава Лии, народ Эмписа! Слава Лии Галлиен! СЛАВА ВАШЕЙ КОРОЛЕВЕ!
Думаю, это был подходящий момент для завершения речи, как сказал бы мой отец, но я об этом не узнал, потому что у меня подкосились ноги, и я потерял сознание.
Посетители. Королева в белом. Милосердие. Вуди и Клаудия. Покидая Эмпис.
1
провёл долгое время в красивой комнате с развевающимися белыми занавесками. Окна за ними были открыты, впуская не просто ветерок, а целые галлоны воздуха. Неужели я провёл три недели в этой комнате? Четыре? Я не знаю, потому что в Эмписе не существовало недель. Во всяком случае, наших недель. Солнце всходило и заходило. Иногда по ночам эти занавески освещались светом расколотых лун. Останки Беллы и Арабеллы образовали в небе нечто похожее на ожерелье. Но тогда я этого не видел, только колеблющийся свет сквозь колышущиеся занавески из тончайшего газа. Бывало одна из моих сиделок (Дора была лучшей из них, наша обувная госпожа) хотела закрыть окна, чтобы «ночные испарения» не усугубили моё и без того тяжёлое состояние, но я не позволял этого, потому что воздух был таким сладким. Они повиновались, потому что я был принцем, а моё слово – законом. Я никому из них не сказал, что становлюсь обычным старым Чарли Ридом. Они бы всё равно не поверили.
Многие люди приходили навестить меня в комнате с развевающимися занавесками. Некоторые из них были мертвы.
Однажды пришёл Йота – я отчётливо помню его визит. Он опустился на одно колено, приложил ладонь ко лбу, затем сел в низкое кресло рядом с моей кроватью, где устраивались мои серые сиделки и соскребали старые припарки (это было больно), промывали рану, а затем накладывали свежие. Эта зеленоватая гадость – изобретение Клаудии – воняла до небес, но действовала успокаивающе. Но это не значит, что я отказался бы от пары таблеток «Адвилла». А ещё лучше «Перкоцета».
– Херово выглядишь, – сказал Йо.
– Спасибо. Очень любезно.
– Это был осиный яд, что прикончил меня, – сказал Йо. – На ноже. Ты помнишь нож и человека за дверью?
Я помнил. Джефф – старое доброе американское имя. Или Джофф – старое доброе британское.
– Думаю, Петра выбрала бы его своим супругом после смерти Элдена, и стала бы королевой.
– Наверное, он попросил одного из серых людей воткнуть нож в гнездо на достаточно долгое время, чтобы он хорошенько покрылся ядом. Беднягу, скорее всего, закусали до смерти.
Я подумал, что это более, чем вероятно, если осы в Эмписе такие же огромные, как тараканы.
– Но разве этому ублюдку было не всё равно? – продолжал Йота. – Неа, неа, только не этому сыну шлюхи. В прежние времена осы не были так опасны, но… – Он пожал плечами.
– Всё изменилось, когда Летучий Убийца стал главным. К худшему.
– К худшему, ага. – Он выглядел довольно забавно, сидя в этом кресле и подтянув колени к ушам. – Нам нужен был спаситель. У нас появился ты. Полагаю, лучше, чем ничего.
Я поднял здоровую руку и показал безымянный палец и мизинец – способ моего старого друга Берти показать кому-нибудь «птичку».
Йота сказал:
– Яд Петры, наверное, не столь смертельный, как на ноже этого ублюдка, но судя по твоему виду, достаточно опасный.
Конечно, опасный. Она слизывала слюну этой элденоподобной твари, и остатки сохранились у неё во рту, когда она укусила меня. Мысль об этом заставила меня содрогнуться.
– Борись, – сказал Йота, вставая. – Борись, принц Чарли.
Я не видел, как он пришёл, но увидел, как уходил. Он прошёл сквозь колышущиеся занавески и исчез.
Вошла одна из серых сиделок с озабоченным видом. Теперь можно было различить выражения на лицах поражённых недугом; худшие деформации могли остаться, но неуклонное прогрессирование болезни – проклятия – было остановлено. Более того, наблюдалось медленное, но неуклонное улучшение. Я заметил
