— Ишь, уселась, бесстыжая! — с чувством пробормотал конюший.
Маргарет вздрогнула при звуке человеческого голоса (слух у неё был, как у кошки), встала, кое-как оправила платье.
— Ну, что уставился? — Она злобно посмотрела на Метью. — Никогда не видел, как Богу молятся?
Он усмехнулся и, прищурившись, осмотрел её.
— Что, никогда таких, как я, не видел? Небось, думаешь, нравится мне всё это? — Девушка усмехнулась и подошла к нему. От неё пахло вином и сеном. Она обвила его руками за шею и, почти касаясь губами его уха, зашептала: — Не смотри на меня, как на чумную. Мне ведь тоже противно с первым встречным любовь изображать! Никогда бы не стала, в лицо плюнула, кабы не деньги. Мать у меня старая, сёстры маленькие, кормить их некому — брат-то пьёт горькую. Раньше я тоже в церковь без боязни, с чистой совестью ходила, а теперь… Ненавижу я их, всех ненавижу! Рожу бы расцарапала тому, кто сегодня прижимал меня к груди — а нельзя. Знаешь, как тяжело, когда хочется, но нельзя? А когда у тебя пять сестёр на шее, и мать уже не может работать? Так что ты, дружок, не смотри на меня свысока, я ничем не хуже тебя, может, даже и лучше.
Маргарет оттолкнула его, вернулась к церкви, подняла шаль и накинула её на плечи.
— Пойду я, пока сеньор не проснулся, — на ходу бросила она. — Ты только ему не говори, что ночью меня видел. И матери не говори: она не переживёт моего позора.
Метью проводил её сочувствующим взглядом и подумал:
— А ведь и вправду, она хорошая девчонка! А брат у неё — последняя сволочь.
— Ишь, — конюший почесал затылок, — как она всё ловко устроила, раз мать не знает. Эх, — вздохнул он, — поворковать бы с ней… Ладная девчонка!
Во дворе дома, в котором остановился сеньор, Метью столкнулся с двумя торговцами.
— Эй, где там тюки из замка? — спросил один из них.
— А господин разрешил? — прищурился конюший.
— Посвяти им, Метью, и помоги, — донёсся из дома голос Леменора. — Заодно проследи, чтобы эти мошенники забрали только два тюка возле двери.
— Ладно пошли. — Несколько монет перекочевали в мошну Метью, за что торговцам было позволено забрать тюк с одеждой.
* * *
Ночь была тёмная; даже звёзд на небе не было.
— Мама, мама, я не хочу никуда идти! Я хочу спать! — хныкал Мартин, повиснув на руке матери.
— Надо, Мартин. Идём!
Марта подтянула сына за руку и удобнее устроила на руках спящую дочку. Ей и самой не хотелось идти, но другого выхода не было.
За поворотом дороги показался тёмный силуэт аббатства.
Мартин устал; сонный, он с трудом передвигал ноги.
Марта присела на камень на обочине, осторожно положила дочь на землю и поправила ворот рубашки Мартина. Он такой славный и так похож… Она всплакнула и крепко прижала сына к груди.
— Что с тобой, мама? — Мартин внимательно посмотрел на неё своими большими карими глазами. — Почему ты плачешь? Тебя кто-то обидел?
— Нет, мой хороший. — Марта поцеловала его в лоб. — Просто мамочка должна ненадолго уйти.
— Куда уйти? — сердито спросил мальчик.
— Я должна навестить твою бабушку, — солгала мать. — Мартин, ты ведь у меня взрослый и храбрый мальчик…
— Да, — с гордостью ответил Мартин. — Если понадобиться, я смогу защитить тебя.
— Мой заступник! — Она снова всплакнула и расцеловала его в обе щеки. — Я так тебя люблю!
— И я тебя тоже, мама! — Мальчик вспомнил о том, что он хоть маленький, но мужчина, и высвободился из объятий матери. — Не надо меня целовать, мама.
— Хорошо, — Марта с грустью посмотрела на него. — Но ты такой маленький, и я не могу…
— Я уже большой, — обиженно фыркнул Мартин. — Если бы у меня был такой меч, как у папы…
Тут Марта не выдержала и разрыдалась в полный голос. Её плечи содрогались от рыданий, уголки губ страдальчески опустились вниз. Сын стоял и с удивлением смотрел на неё. Он не понимал, почему она плачет.
Проснулась Тесса, захлопала трогательными пушистыми ресницами. Она склонила набок кудрявую головку и потянула ручонки к матери.
— Мама, мама, там… — испуганно залепетала девочка.
— Что там? — Марта утёрла слёзы и притянула её к себе.
— Бяка, большая бяка!
Очевидно, ей приснился страшный сон.
— Успокойся, малышка, мама с тобой. Спи!
Тесса забралась к ней на колени и, прижавшись головой к её груди, задремала.
— Мама, а когда мы вернёмся к папе? — вдруг спросил Мартин.
— Скоро, очень скоро, — снова солгала мать.
Ей было так тяжело врать, но сказать правду она не могла. Тесса ещё мала и не помнит отца, а Мартин… Потом, лет через пять если понадобится, она сочинит для него правдоподобную историю о том, как барон, заботясь об их спасении, вынужден был расстаться с ними. Если сын спросит, где отец, она скажет, что он погиб.
Марта крепко прижала к груди дочку, встала и зашагала к аббатству.
— Не отставай, Мартин! — бросила она мальчику.
Подойдя к воротам, она остановилась.
— Мартин, — мать склонилась над сыном: — ты должен позаботиться о сестрёнке.
— Что я должен делать? — живо спросил мальчик.
— Возьмёшь её на руки и посидишь здесь до того, как за вами придут монахини. Ты скажешь им, как вас зовут, а после будешь во всём слушаться сестёр. Хорошо?
— Да, мама.
— Мой славный! — Она прослезилась и несколько раз порывисто поцеловало его в макушку.
— Обещай, обещай мне, что выучишься читать, — настойчиво зашептала Марта. — Обещай, что не будешь копаться в земле, как твой дед. Обещай!
Мальчик испуганно захлопал глазами и закивал.
Марта склонилась над дочерью и поцеловала её. Затем она передала Тессу сыну и взялась за тяжёлое железное кольцо.
— Мартин, помни, мама всегда думает о вас, — прошептала молодая женщина.
Кольцо гулко ударилось о доски. За воротами послышались шаги. Марта встрепенулась и бросилась в тень. Она видела, как отворилась калитка, как колеблющееся пламя лампы осветило её детей, как какая-то монашка взяла за руку Мартина и увела его с собой, как затворилась калитка…
Когда всё стихло, Марта распласталась на земле и бесшумно разрыдалась. Потом она поднялась на ноги и, шатаясь, побрела вдоль дороги.
До неё долетел приближающийся цокот копыт. Марта сняла барбет и немного потрясла головой, чтобы волосы лежали эффектнее. Пошарила рукой в засохшей придорожной канаве, она достала дорожный узелок. Вытащив из него цветастую шаль, Марта накинула её на плечи, завязала концы узлом на груди и вышла на середину дороги. Лицо её было спокойно; на губах играла улыбка.
— Куда путь держите? — звонко крикнула она.
