— Матушка кельда! Кончились мои последние нервы! Никакого сладу с этими дурными девками нет!
Я усмехнулась:
— Что-то рано, Слава, твои нервы кончились. Скажи мне, ты ж у нас огневик?
Парень слегка оторопел от внезапной смены темы:
— Ну… Я это… Да я совсем по-мелочи же! Костёр в походе запалить, печку.
— М-гм. Костёр держать можешь, чтоб не расползся?
— А-э-э… могу.
Вот это хорошо. Надо надоумить его, пусть поработает над сопротивлением огню.
— Слушай мою команду. Поджигай и держи пламя, чтобы никуда не перекинулось. Понял?
— А… а что поджигать-то? — втупил Славка.
— Ну не тормози! Шалаш поджигай!
— Так там внутри ж девки!
— И что? Они ж помирать собрались? Драматически… — я хмыкнула. — Жить захотят — выскочат!
Зуб даю, внутри прислушивались, но думали, что мы хотим их взять на понт.
Сухие ветки занялись с весёлым треском. Славка посмотрел на меня вопросительно.
— Нормально! Давай, по кругу ещё пройдись, пусть с краёв в центр горит.
— Понял.
Дальний торец палатки, закрытый давно просохшим лапником, ярко вспыхнул и провалился внутрь, несколько голосов пронзительно завизжали, из выхода повалил серый дым.
А ещё шалаш как будто ожил. Стенки затряслись, словно в спазматических конвульсиях, и умирающее строение начало рожать из последних сил. Извергаемые в дымном чаду фигуры запутались друг в друге, они толкались, хрипели и старались вывалиться наружу. Рассматривая бьющийся на пороге комок, из которого высовывались кашляющие головы, я прокомментировала:
— Что-то многовато их там для одного шалаша.
— Так они ночуют-то в трёх, а протестовать, вишь, в один собрались.
— Протестовать, значит. Ну-ну.
— Пожар! Пожа-а-ар!!! — истошно завопил кто-то, и от стройки в нашу сторону побежала вопящая толпа, вооружённая в основном лопатками-шкурилками.
Вот это я не ожидала, что они так бросятся. Не учла, что недавние погорельцы. Кое-кто, конечно, добежав и увидев нас со Славкой, спокойно разглядывающих фактически костёр и комком ползущих девок, остановился тоже, но большинство кинулись на огонь с остервенением муравьиной колонии, терзающей издыхающую стрекозу. В минуту от пламени остались только едва дышащие дымом прутики. Пионерского костра не успело случиться. Кто-то истерично голосящий заставил расступиться ошалелую толпу и вылил на шевелящийся кашляющий ком два ведра воды. Гидра распалась на отдельные тела, с сиплым свистом втягивающие воздух. Я ждала. Остальные топтались вокруг, не решаясь уходить, постепенно сбиваясь в кольцо, посредине которого остались мы со Славкой, остатки шалаша и мокрые кашляющие девки. Наконец последняя перестала сипеть и кыхать.
Кто-то приволок мне раскладной стул. «Садитесь, хозяйка!» Правильно, вдруг я сану добрее. Села. Постепенно тишина вокруг сделалась осязаемой.
— Вы! — понятно, к кому я обращалась, да? — Почему вы решили, что я буду с вами нянчиться? Вы мне неинтересны. Вы мерзкие, тупые, испорченные девки. Здесь вы больше не останетесь. Слава, вычеркни их из своих списков. Сегодня в восемь вечера Андрюха приедет за продуктами, заодно и угонит их на каменоломни. А теперь ну-ка ещё один костерок мне вот тут организуй, — я вздохнула и потёрла лицо руками. — Слушать всем! Я НЕ ХОЧУ И НЕ БУДУ долго с вами возиться. Я не желаю наблюдать кровь и кишки. ВЫ ВСЕ должны работать, слушаться и делать то, что вам велят. Иначе с вами будет вот что.
У сидящих на земле горелок начали отваливаться волосы. Сперва у старшей поползла вбок и свалилась её тяжёлая модная шишка — вместе с остальными волосами, обнажив более чистенькую и даже блестящую кожу черепа. Эффект получился такой, как будто с манекена слез паричок. Внезапная эпидемия облысения распространялась со скоростью один человек в десять секунд. Девки таращились на вдруг оказавшиеся в руках косы и отваливающиеся пряди — и всё это под множественные невнятные возгласы со всех сторон. Санитарная зона вокруг резко увеличилась. А вдруг заразно, мало ли!
А что вы думали? Для мага-врачевателя такая процедура — раз плюнуть. Выпали волосы, ресницы, брови. Раз мытьё не помогает, будем ка́таньем.
— А ну, бросайте свои па́тлы в костёр, а то я вам ещё и рога выращу! Вы что, су́чки, думали ваши бабы меня просто так ведьмой называют? Быть вам лысыми, как коленки, пока не придёт к вам раскаяние, осознание и желание встать на путь исправления, — я оглянулась на припухший круг: — Всем понятно? — я встала и отопнула в костёр валяющуюся волосяную дулю, всё ещё обвязанную какими-то ленточками. — А если мальчики не боятся остаться лысыми, у них отвалится что-нибудь другое… — голос мой стал слегка отстранённым и задумчивым, но круг отчего-то качнулся назад. — А ну посмотрим, кто тут у нас такой умный, учит других плохому…
Сильно не надо было стараться, чтобы увидеть — она, с шишкой которая была, и подначивала остальных. Смотрела на меня крыской из крысоловки. Я чуть наклонилась вперёд, разглядывая интересный экземпляр. Вот же сила ненависти!
— Зарочка, детка, а я ведь тебя не убью… — я склонила голову набок. — Твои папа и мама досадили мне, так что пахать тебе и пахать, отрабатывать за них должок. А чтобы ты других девочек не сбивала с толку, мы тебе отрежем голосок. Будешь немушечка.
Зара схватилась за горло и задышала открытым ртом. Страшно, конечно, голос потерять — вы как думали? Я выпрямилась и устало посмотрела на цыганят.
— Шутки кончились. Порка, урезанный паёк — это всё так, для адекватных людей. Для вас будет вот — отсекание чего-нибудь важного. А кто разозлит меня по-настоящему… имейте в виду, я вас предупредила… просто сотру. Исчезнет из вашей бедовой головушки память: и про маму, и про папу, и про дружков-подружек. Да и кто вы сами есть — тоже сотрётся. Станете живыми куклами. Покушал-поспал и дальше работать, работать… Что-нибудь простенькое, что кукла может делать. Навоз грести. Говно из туалетов вычерпывать. Кишки свиные промывать. Не бесите меня, деточки. В ваших интересах, чтоб хозяйка была добра и вами довольна. Так что старайтесь, маленькие… — я махнула рукой: — Бегите, работайте, я вас больше не держу.
И вот остались я, да Славка, да Петрашенки, похожие на свежеиспечённых кришнаитов. Надо им ещё робы оранжевые справить, ваще зашибись будет.
— Славик, будешь так на меня таращиться — глаза выпадут. Эти лярвы сейчас пусть всё приберут тут и идут в цитадель. Ты понял? — я убедилась, что информация до Славы таки доходит, и продолжила: — Определи их в какой-нибудь лютый подвал, пусть там Андрюху ждут. А я пошла.
До обеда я успела забежать к Марине и поиграть с сыновьями. Маму надо видеть каждый день, минимум два часа. А сегодня нам вообще повезло — ещё и папа за час до обеда пожаловал, красота!
С обеда Марина увела мальчишек спать, а вокруг моей «деловой» беседки уже собралась могучая кучка, человек в тридцать бездетной молодёжи, желающих принять участие в новой программе. Мои волонтёры. Нет, не нравится мне это слово. Фактически, мне нужны были приёмные семьи и их помощники.
С этими людьми я разговаривала с больши́м удовольствием, обсуждая: что и как лучше устроить. Вообще, всякие новые прожекты вызывают у меня энтузиазм, иногда пугающий родных и близких.
И просидели мы до тех пор, пока не навис над нами Владимир Олегович и не намекнул, что пора бы и совесть иметь, пойти и переодеться в нарядное, свадьба через полчаса, жених с невестой так-то нас ждут… Ах ты ж блин, Кадарчан и Олеся! Я и забыла!
И гуляли мы на свадьбе до упада.
07. ПРОЦЕСС ПОШЕЛ
ВЕЛИКОЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ НАРОДОВ
Новая Земля, Серый Камень, 16.04 (августа).0005
Кельда
А назавтра прям с раннего ранья Кадарчан с Олесей и своими тремя приёмными сыновьями (да ещё семерыми двоюродными сыновьями, трое из которых получили по совместительству ещё одну двоюродную мать в лице Женьки-фигуристки) переселялись в освобождённый для них длинный дом.
