Такухати остановился.
— Вот я тебя и учу.
Мия снова дернулась, выскользнула из объятий. Вскочила и отпрыгнула.
— Я должна сама. А это… это как насилие.
По его красивому лицу пробежала тень раздражения, а потом он кивнул:
— Хорошо. Сама так сама. Иди сюда, лучшая ученица.
Она подкралась, как дикий зверек, готовый в любую минуту сорваться, но Такухати не сделал в этот раз попытки схватить ее. Он все так же сидел, привалившись к стене, полуприкрыв веки.
Мия опустилась рядом на колени, протянула руки к завязкам хакама, ощущая себя пугливой ланью у водопоя. Такухати напоминал ей сидящего в засаде хищника. Притворился, что дремлет, а сам выжидает…
Когда она распустила завязки, он ухмыльнулся:
— Видишь, я не вмешиваюсь.
Она снова зажмурилась от стыда и опустилась сверху к нему на бедра, ощущая рядом горячее мужское тело, литые мышцы, чувствуя прикосновение возбужденной плоти к своему самому чувствительному местечку. По телу прошла дрожь, на мгновение она почти пожалела, что он послушался ее и прекратил свои домогательства. Насколько проще, когда ничего не решаешь сама.
— Так и будешь сидеть? — раздался над ухом хриплый голос.
Мия ощутила его дыхание на своих губах и открыла глаза. Он был рядом. До невозможности близко, до невозможности настоящий. Глаза чуть потемнели от расширенных зрачков, губы почти касались ее губ.
Нужно было что-то делать. Или вскакивать, убегать. Или действительно…
Она уже делала это. Много раз. Он — такая же иллюзия, как безмолвные фантомы.
Нет.
Не такая же.
— Это все нереально. Как сон, — упрямо сказала Мия, приподнимаясь и опускаясь на напряженный стержень движением, показанным госпожой Оикавой.
И все было так же, как всегда во время иллюзорного секса с фантомом. Вверх-вниз, вверх-вниз. Просто физическое упражнение.
Власть генсо ограничена опытом того, для кого маг создает иллюзию. Мия была девственницей, не знавшей мужчин. Она лишь могла предполагать, на что это похоже.
Ее предположения были не слишком-то убедительны.
А вот Акио девственником не был. Мия следила за тем, как меняется его лицо, как сползает самоуверенная гримаса. На виске мужчины часто и нервно билась жилка. Он чуть откинулся, опираясь на стену, и пожирал взглядом девушку, наслаждаясь ее движениями и видом ее обнаженного тела. Дыхание Акио участилось, глаза стали пьяными, по лицу пробегала короткая судорога удовольствия. Он чуть двигал бедрами ей навстречу, словно хотел заставить двигаться быстрее, но поза девушки давала ей возможность контролировать скорость.
И Мия вдруг в полной мере осознала все, о чем говорила сегодня госпожа Оикава. Обмен энергией, возможность распоряжаться, вести, направлять. Она задвигалась энергичнее, наслаждаясь своей внезапной властью над этим сильным мужчиной, положила руки ему на плечи и сама поцеловала.
— Ми-и-ия, — простонал он, сжимая ее ягодицы.
Реальность вокруг дернулась, пошла трещинами, грозя осыпаться. И Мия довольно рассмеялась:
— Что, трудно держать иллюзию, господин Такухати? — спросила она насмешливо. И чуть сжала мышцы внизу живота, как учила на своих уроках госпожа Итико.
— Ведьма-а-а, — прорычал он, еле сдерживаясь.
— Вы сами этого хотели, не так ли?
Она видела, как он борется, пытаясь удержать иллюзорное пространство, усмирить собственное тело. А ведь ему сейчас приходилось творить похожие иллюзии для еще семерых майко.
Акио выдохнул сквозь зубы и немного расслабился. Реальность покачнулась в последний раз, но устояла.
Вверх-вниз.
Мия замедлилась. Снова сжала мышцы внизу живота и усмехнулась, услышав ответный стон. О, с живым мужчиной это делать было куда интереснее, чем с безропотным фантомом. Особенно с таким мужчиной — жестоким, самоуверенным, опасным. Впервые за их недолгое общение она почувствовала себя уверенно в присутствии Акио Такухати, и ей это очень понравилось.
Она представила, как сейчас доведет его до извержения, и директору придется спешно бежать и менять испачканные хакама, и едва удержалась, чтобы не расхохотаться. Что-то подсказывало: насмешки над собой Акио Такухати не стерпит.
Вместо этого она снова поцеловала его, игриво прикусила нижнюю губу, осмелела настолько, что сама вторглась языком в его рот, дразнясь и лаская.
Мия и вправду была хорошей ученицей.
От внезапно обретенной власти закружилась голова. Как же сладко было сознавать, что сейчас она, Мия, главная и единственная для него, центр его мира. Что в ее силах подарить ему невообразимое наслаждение.
Это было все равно что дразнить хищника — страшно и безумно возбуждающе. Казалось, его тоже заворожила эта игра. Он мог прервать ее в любой момент, но не двигался, позволяя женщине властвовать над собой. Чуть заныли соски, сейчас ей уже хотелось его ласк и прикосновений, но она побоялась сказать об этом. Сейчас Мия, наверное, согласилась бы даже на большее. Она почти жалела о своей неопытности, невозможности ощутить все до конца.
Синие глаза темны, как море во время бури, в них можно утонуть. Горячее дыхание обжигает, а от иллюзорных рук, тискающих ягодицы, кажется, непременно должны остаться настоящие синяки. Хмельное ощущение собственной безнаказанности, и его стон «Ми-и-ия», от которого так сладко сжимается все внутри.
Невозможно не откликнуться, когда мужчина смотрит на тебя с такой страстью, когда вы оба обнажены, открыты друг другу, и не важно, что все это иллюзия…
Звон гонга разрушил морок, вышвырнул ее, возбужденную, задыхающуюся, с горящим лицом и шальными пьяными глазами, на татами. Мия поймала безумный взгляд Такухати и впервые испугалась — не перешла ли она границу? Стоило госпоже Оикаве объявить об окончании урока, она вскочила и покинула комнату в числе первых.
Мысль о том, чтобы остаться наедине с Такухати, пугала до икоты.
Он выругался сквозь зубы и снова попробовал сосредоточиться на письме.
Безуспешно.
Стоило прикрыть глаза, как перед мысленным взором вставало изящное, словно резная статуэтка нэцкэ, обнаженное тело. Упругая грудь, так удобно ложившаяся в его ладонь, дерзко торчащие соски. Мягкий живот с трогательной ямкой, стройные девичьи бедра на его бедрах. Волнительный контраст ее бледной и его смуглой кожи…
И память о том, какая она тугая, жаркая, влажная.
Иллюзия. Фантазия, разделенная на двоих, помноженная на воспоминание о теле маленькой майко, вкусе ее губ.
Дурак. Устраивать такие уроки — только растравливать свое вожделение. Никому еще не удавалось насытиться, мечтая об ужине.
