— Эй, путники! — хрипло кричит могучий пузатый бородач. — Вы не робейте, нам от вас ничего не надо, окромя лошаденок. Отдайте их, — он указывает мечом в сторону лошадей, — и мы вас не тронем. Даже девчонку.
Кадара хмыкает:
— У меня есть встречное предложение. Почему бы вам не оставить свои зубочистки и не убраться подобру-поздорову?
— О, насчет девчонки мы, пожалуй что, передумаем! — гогочет толстяк, скаля гнилые зубы. — Нынче резвушки редки, как с такой не позабавиться?
Двое его спутников, тоже бородатых, но пониже ростом — один со спутанными русыми космами, а другой — с сальной черной шевелюрой — поднимают мечи.
Длинный клинок Брида уже мерцает в уходящем вечернем свете. Стремительно и бесшумно покинул ножны и меч Кадары.
— Бросьте вы свои железяки, — со смехом говорит разбойничий вожак. — Вы ведь с Отшельничьего, а я тамошнюю породу знаю. Чтобы кого продырявить, у вас духу не хватит. Нипочем не хватит.
Стоящий позади Кадары и Брида Доррин перехватывает посох, жалея, что уделял тренировкам не так много времени. Но кто ж мог подумать, что по этому Кандару злодеи да головорезы так и шастают?!
Некоторое время тишину нарушает лишь хриплое дыхание черноволосого разбойника. Потом бородатый толстяк пожимает плечами.
— Не хотите по-хорошему — вам же хуже.
Взмахнув мечом, он устремляется к Кадаре.
Брид наносит сплеча рубящий удар, но целит не в вожака, а в самого низкорослого из шайки, светловолосого разбойника в рваной голубой тунике. Еще один взмах, и Доррин с изумлением видит, что с белобрысым покончено. Брид, размахивая мечом с такой легкостью, будто это и вправду зубочистка, наседает на второго.
Доррин разевает рот: меч выпадает из здоровенной ручищи, и разбойник, покачнувшись, валится на землю, словно подгнивший дуб.
Кадара устремляется к черноволосому, который, уворачиваясь от клинка Брида, оказывается ближе к Доррину, чем оба его товарища.
Доррин, уже зная, что сейчас случится, и страшась этого, еще раз перехватывает посох.
— Целитель! — Разбойник нырком делает выпад в сторону Доррина. Посох, словно сам по себе, сбивает нападающего на мерзлую землю, но плечо юноши пронзает жгучая боль. Потом сверкает клинок Кадары, и схватка заканчивается. Возле коновязи валяются три трупа.
— Тебе надо побольше упражняться с посохом, Доррин, — замечает Брид, но тут же умолкает под взглядом Кадары.
— Тебе здорово досталось? — спрашивает девушка Доррина.
— Так, царапина, — говорит он, глядя на сочащийся кровью рукав. — Плохо только, что куртка испорчена.
— Благодари кожу да толстую подкладку, а то остался бы без руки.
Доррин опирается на посох. Все произошло так быстро, что он не вполне пришел в себя. Кадара стоит на коленях возле трупа черноволосого разбойника и роется у него за пазухой.
— Негусто, но кое-что есть. Золотое ожерелье, серебреники, несколько медяков.
Брид уже обшарил двух остальных, забрав все ценное, включая мечи.
Доррин искоса поглядывает на своих товарищей. То, что они сейчас делают, не лишено смысла, но одна лишь мысль об этом вызывает у него приступ головной боли. Юноша трет виски, но боль не проходит.
— Клинки так себе, но их можно продать... или подарить один Доррину. Пусть учится.
— Нет, я уж лучше посохом... — бормочет Доррин. — А что будем делать с телами? Почва промерзла, могилы не выроешь.
— Я оттащу их в лес, — ухмыляется Брид. — Дикие кошки наверняка голодны.
Покосившись на Брида, Кадара вытирает клинок о рваную тунику покойника и обращается к Доррину:
— Может, посмотришь, нет ли где еще засады?
Юноша глубоко вздыхает, хотя понимает, что ее просьба вполне разумна. Он тянется чувствами к придорожным деревьям. Головная боль становится такой сильной, что на глаза наворачиваются слезы.
— Вроде никого... во всяком случае, поблизости.
К тому времени, когда Доррину удается прийти в себя, справиться с головной болью и заняться порезом на руке, Брид оттаскивает за дорогу второе тело, а Кадара уже разводит в очаге огонь. Юноша собирает и приносит ей целую охапку валежника.
— Спасибо, — говорит девушка, не поднимая головы от котелка. — Завтра утром все это пригодится. А не мог бы ты еще напоить лошадей?
К тому времени, когда юноша возвращается, ужин уже готов. Брид сидит на краешке каменной скамьи.
Снаружи слышен странный звук, и Доррин вскидывает голову.
— Это всего-навсего сова, — спокойно поясняет Брид. — В холодные вечера они вылетают на охоту еще до полной темноты. Ночью такая стужа, что все грызуны прячутся по норам.
— Кстати, погрейтесь, — Кадара протягивает Доррину жестяную миску с темной, густой и горячей жидкостью. Такую же получает и Брид.
— Спасибо, — искренне благодарит Брид.
— Спасибо, — вторит ему Доррин.
— Ешьте на здоровье, — Кадара наполняет миску и для себя. Некоторое время в помещении слышится лишь стук ложек да приглушенное чавканье.
Отведав похлебки и отставив миску в сторону, Доррин достает нож, выстругивает из маленького кусочка дерева грубую иглу, снимает теплую куртку и острием ножа проделывает в толстой коже ряд дырочек. Подкрепившись еще парой ложек, он с помощью своей иголки и суровой нитки начинает сшивать края разреза.
— Умно, — бормочет Брид с набитым ртом. Аппетит у него отменный — он уминает третью миску пряного горячего варева.
Благодаря горящему очагу, в помещении более-менее тепло. Доев похлебку, Доррин добавляет из котелка еще полмиски и отрезает маленький кусочек хлеба. К этому времени головная боль почти прошла.
— Ты же целитель, почему же не можешь исцелить себя? — интересуется Брид.
Доррин, стараясь не обращать внимания на боль в руке, пожимает плечами. Рана не инфицирована, но на ее заживление потребуется время.
— Все не так просто, — отвечает он. — Добиться того, чтобы порез не загноился, особенно если промыть рану, совсем не трудно, но сращивание мышц или сухожилий, не говоря уж о костях, забирает уйму энергии. Рассказывают, что некоторые неразумные целители, спасая смертельно раненых, умирали сами.
— Но в чем, коли так, смысл целительства? — спрашивает, морща лоб, Брид.
— Я не великий целитель, — отвечает Доррин. — Но могу сказать, что раненых чаще всего губят не столько сами раны, сколько заражение, а с этим хороший целитель справится. Кроме того, даже если рана очень тяжела, усилие, необходимое для ее заживления, не обязательно будет смертельным для целителя.
— Как думаешь, такое будет твориться всю дорогу до Вергрена? — спрашивает Кадара, глядя во тьму за порогом.
