Ознакомительная версия.
– Человеческий мир втягивает меня, отсекая все высокое. Еще немного, и я стану просто мотоциклистом, и интересы у меня будут как у среднего мотоциклиста: байк, пиво, девочки. И если данная культурная парадигма и будет подвергаться изменениям, то лишь в векторе элементарного количественного увеличения трех упомянутых ценностных центров, – продолжал Эссиорх.
Ирка улыбнулась.
– Ну до настоящего мотоциклиста тебе еще далеко. В плане… м-м… культурной парадигмы.
– Ты действительно так считаешь? – с надеждой спросил Эссиорх, не замечая иронии. – Теперь вот с Улитой. Думаю, мне стоит с ней расстаться.
– Погоди! Разве ты ее не любишь? – удивилась Ирка.
Эссиорх вздохнул так уныло, что паутина на потолке вздулась и опала.
– Люблю. Ее нельзя не любить. Улита уникальна. Она сама лекарство от самой себя. Сама ранит и сама же залечивает раны. Но это ничего не значит.
– Почему?
– Потому что я не могу сделать ее лучше. Не могу заставить забыть мрак и шагнуть к свету. Даже не могу вернуть ей эйдоса. А если так, то стоит ли продолжать такое общение?.. Это тупик.
Ирка взглянула на Антигона. Домовой кикимор слушал Эссиорха открыв рот. На верхней челюсти поблескивали вампирьи клыки, невесть уж чье наследство. Антигон любил умные разговоры, причем любил тем сильнее, чем меньше понимал смысл.
– По-моему, ты усложняешь, – сказала Ирка, подумав, что то же можно сказать и о ней самой. Смешно, что другим мы даем советы, которым не следуем сами.
– Разве? Я так мыслю. А еще я боюсь слишком сильных чувств. Точнее, не сильных, а неконтролируемых, – добавил Эссиорх в порыве внезапной откровенности. То ли из-за насморка в мозг поступало мало кислорода, то ли хранителю действительно нужно было выговориться.
– Даже любви? – не поверила Ирка.
– Земной любви, – уточнил Эссиорх. – Истинной любви бояться нельзя. Она согревает, облагораживает и созидает все, чего коснется. Земная же любовь как огонь. Слишком сильная и испепеляющая может сжечь, уничтожить, обрушить во мрак. Ложная любовь-опека способна всякого сделать слабым, вялым и эгоистичным. Сама знаешь, что бывает с единственными сыновьями одиноких матерей, если матери берутся за дело слишком ретиво. Хотя это и не самый удачный пример.
Антигон, в восторге вертевший в руках булаву, уронил ее себе на большой палец ноги.
– Ёксель, меня тоже растила одна мама!.. Ой, прошу прощения, прохвессор! Продолжайте вашу лекцию! Она такая мерзкая, до тошноты увлекательная! – сконфузился он.
– Не удивляйся! Это комплимент! – шепнула Ирка Эссиорху.
– Я догадался, – кивнул хранитель.
Некоторое время он сидел в глубокой задумчивости, борясь с насморком и сомнениями. Наконец собрался с мыслями, качнулся на кресле, рывком встал и сразу стал официальным.
– Валькирия-одиночка! Я обращаюсь к тебе уже не как друг, а как посланец света!
– Хорошее начало! А сразу быть и другом, и посланцем нельзя? Или как в старой поговорке: как надену портупею, все умнею и умнею? – оценила Ирка.
Однако Эссиорх, раз забравшись на официальную лошадку, уже с нее не спрыгивал.
– На всякий случай хочу подчеркнуть, что все сведения строго конфиденциальны! – сказал хранитель, веско посмотрев на Антигона.
– Конфето… чего? – озадачился потомок кикиморы.
– Вякнешь – язык отрежут, – доброжелательно пояснил Эссиорх.
Антигон уважительно закивал, хотя Ирка была уверена: язык у него в случае необходимости отрастет и новый. У того, к чьей крови примешалась хотя бы капля крови нежити, с этим проблем не возникает.
– Три дня назад Генеральный страж Троил очнулся и стал узнавать тех, кто за ним ухаживает. Первый вопрос Троила был о Дафне. «Вы о той изменнице, что напала на вас, а после расправилась еще с двумя стражами? Златокрылые несколько раз видели ее рядом с резиденцией мрака. Мы готовы атаковать резиденцию, только отдайте приказ», – сказали Троилу. Однако Троил всех удивил. Он запретил златокрылым выслеживать Даф без каких-либо объяснений.
– В принципе ты не сказал ничего нового. Ну, кроме хорошей новости, что Генеральный страж в сознании. А что Даф ни в чем не провинилась перед светом, нам и так известно, – заметила Ирка.
– Ты спешишь, валькирия-одиночка! На следующий день Троил, хотя и был слаб, велел перенести себя в архивы и провел там день и следующую ночь, просматривая отчеты. Не только за тот год, что он балансировал между мирами, но за гораздо больший срок. Затем он вызвал к себе двенадцать первых стражей света и долго совещался с ними. Все в Эдеме обеспокоены. С каждым годом нам удается вызволять все меньше эйдосов. В последнее время ситуация стала совсем тревожной и грозит выйти из-под контроля. Если раньше мы спасали сотни тысяч эйдосов в день, то теперь всего лишь десятки тысяч. Ты понимаешь, что это означает?
– Что их забирают стражи мрака и они достаются Тартару? – предположила Ирка.
К ее крайнему удивлению, Эссиорх покачал головой.
– Мрак, конечно, своего не упустит, но нам точно известно, что в последнее время и он стал получать гораздо меньше эйдосов, – таинственно сказал он.
– Но почему?
– В этом-то вся загвоздка! Если раньше все эйдосы казались бессмертными, то теперь это не так. Многие эйдосы… – Эссиорх тревожно оглянулся, будто собирался произнести нечто кощунственное, – уже не бессмертны. Это гниль, понимаешь, гниль!
Ирка недоверчиво уставилась на хранителя. Это противоречило всему, что она успела усвоить.
– Эйдос не может быть гнилью!
– К сожалению, может. Представь себе яблоко, крепкое, румяное. Ты разрезаешь его, а внутри черви и высохшие, негодные семена. Разве ты никогда не встречала такого?
– Честно говоря, на семена я никогда не обращала внимания. Червяки же это, в сущности, белковый продукт, – призналась Ирка.
– Да ты, я вижу, кровожадная особа! Однако семена – это и есть самое важное. Они всегда преподносят сюрпризы. Иногда случается яблочко зеленое, или сморщенное все, или треснутое – но семена! Как хороши!
– Ну а эйдосы тут при чем?
– Не спеши! Раньше как было: едва опустится коса Мамзелькиной, светлый страж прилетает к человеку, чтобы не дать мраку завладеть его эйдосом. Обычно там же, на месте, уже торчит дюжина потирающих лапки комиссионеров и кто-то из темных стражей. И все ждут, кому достанется эйдос – свету или мраку. У мрака на него свои виды, у света свои.
– И златокрылый начинает сражаться с темными стражами и комиссионерами? – спросила Ирка с волнением.
– Ну не всегда сражаться… – сказал Эссиорх со вздохом. – Свет и мрак хотя и находятся в состоянии войны, но война эта такая давняя, что давно утратила свой пыл. Чаще и без того ясно, кому достанется эйдос. Иногда, как ты знаешь, его и при жизни могут выкрасть или выманить… Мы же говорим о тех случаях, когда этого не произошло. Эйдос кладут на ладонь – вот так – и смотрят. Если эйдос служил свету, он окутан светлым голубоватым сиянием. Иногда он даже приподнимается немного и зависает над ладонью, не касаясь ее. Златокрылый заберет такой эйдос, доставит в Эдем и там отпустит, чтобы в светлом и солнечном райском саду эйдос сам определял свою дальнейшую судьбу. Захочет – станет пыльцой на крыльях у бабочки, или глазом кентавра, или разрастется до размеров звезды в созвездии Стрельца. Все в его власти. Ничего невозможного нет. Если же эйдос принадлежит мраку, то сияние будет плотным, фиолетовым, сам же эйдос будет ощутимо давить на руку. Порой так давит, что и не удержишь… Вроде песчинка, а тяжести в ней как в железнодорожном вагоне. И тогда златокрылый уходит в тоске и печали, а страж мрака, ухмыляясь, ссыпает эйдос в свой дарх…
Ознакомительная версия.
