Ознакомительная версия.
Сквозь вопли и лязг железа внезапно пробился низкий и грозный рык большого рога — сотня Звияра наконец-то подходила на помощь к защитникам Тупика.
Конные десятки с гиканьем ударили в бок окончательно смешавшимся зеленокожим и погнали их прочь, к лесу, безжалостно истребляя бегущих.
Снег почти исчез, его сменила алая пелена, протянувшаяся до самых деревьев.
И напрасно бросался наперерез всадникам иной гоблин, из самых смелых или из самых глупых, потерявший голову от боевого безумия, — длинные копья дружинников разили наверняка, и вскоре, выстелив телами все поля, последние остатки зеленокожих оказались загнаны в лес.
Их преследовали до темноты, немногие, уцелевшие в этой бойне, бежали в загорье. Победа была полной, на поле, сосчитали, осталось без малого сорок сотен зеленокожих тел. Обитателям Тупика победа далась малой кровью — с полдюжины убитых, три дюжины раненых.
Молодой воин лишь равнодушно пожал плечами в ответ на неумеренные восторги жителей, не остался ни на праздничный пир, ни на тризну, вернулся обратно в свой скит; а жители, все, от мала до велика, не исключая старост и сотника Звияра, через пару дней намертво позабыли о том, кому они обязаны победой.
Удивительное дело, не правда ли?..
* * *
Набег гоблинов и их разгром под Тупиком оказался самым значимым событием зимы. Надо сказать, что другие селения Пятиречья тоже не избегли этой беды, но там дело не обошлось без большой крови, пожаров и разорения. Несколько деревенек поменьше сгорели дотла, люди с отдаленных хуторов попали в неволю, недосчитались многих бойцов охранные сотни, с большим трудом отразившие-таки находников.
После этого стали поговаривать о том, что, мол, на севере гоблинам совсем житья не стало и что, мол, вскоре они снова полезут. Самые трусливые спешно собирали пожитки, готовые бежать куда угодно, хоть на юг, в княжью кабалу, лишь бы жить поспокойнее. Народ потверже сердцем спешно отрывал кубышки и готовился весной менять меха на оружие.
Однако никто не задался простым вопросом — почему гоблины, если искали они на юге новых земель, так и не попытались там остаться? Ударить ударили, пограбили, пожгли что могли — и откатились обратно за Зубьи горы. С большим уроном их отразили только в Тупике, в других местах они при желании смогли бы закрепиться — однако вместо этого без боя отдали все немалой кровью завоеванное и оттянулись обратно в свое лесистое загорье.
И вновь пошли мирные дни — правда, на сей раз в Тупике твердо решили окружить деревню частоколом со всех сторон, да не просто частоколом, а почти что крепостной стеной. Работали, надрываясь, — весенний день, как известно, год кормит, а тут приходилось гнуть спину разом и на полях, и на строительстве.
Драгомир частенько появлялся теперь в Тупике, помогал чем мог, пуская в ход свое волшебное искусство, правда, все больше по мелочи. Видать, понял, что нельзя от народа отгораживаться; впрочем, в других селах Пятиречья о нем по-прежнему и слыхом не слыхивали.
Дело спорилось, и к сенокосу Тупик мог уже хвастаться, словно щеголиха обновкой, высоким и надежным частоколом, превратившим невеликую деревеньку в самую настоящую крепость. Селяне не поленились возвести даже две башни, смотревшие на северо-восток и на северо-запад — откуда могла прийти новая угроза.
На сей раз тревогу подняли те, кому это и положено, — всадники сторожевой сотни Звияра. Его дозор, высланный далеко на юго-восток, где заканчивался, упираясь в стены густых лесов, длинный степной язык, протянувшийся извилистой травяной рекой на несколько дней пути, — его дозор первым заметил молча топающий по степной дороге большой отряд поури.
Поури. Хуже этого — только орда огров-берсерков.
Старший дозора тихо выругался сквозь зубы и погнал двоих воинов помоложе с донесением к Звияру, сам оставшись на месте с одним напарником, таким же, как он сам, седоусым ветераном.
Воины переглянулись. Они уже сталкивались со злобными карликами — и ничего хорошего ни Мосту, ни Горному Тупику эти их воспоминания не сулили. Поури так просто не остановить, это не тупоумные гоблины, которых можно испугать, ввергнуть в панику, обратить в бегство; поури не боятся никого и ничего.
И сейчас их ряды шагали по дороге, угрюмо пылили разномастные башмаки, сапоги, лапти, волочились обрывки совершенно невероятных тряпок, собранные поури, наверное, со всего света, — под стать такому же разномастному оружию. Казалось, ни жара, ни пыль им ничуть не мешают — тонкие рты растянуты, тонкие зубы оскалены; смотрели они отнюдь не под ноги, чего можно было б ожидать от утомленных долгим переходом воинов. Маленькие глазки горели торжеством — поури ждали боя, они рвались в бой, и ничто на свете уже не могло их остановить, кроме одной лишь смерти.
Дружинники могли бы попытаться дорого продать свои жизни, положить сколько-то карликов стрелами из засады, задержать хоть на малое время, давая сотнику Звияру не только собрать сотню по тревоге, но и успеть встретить воинство поури на подступах к Мосту, где конница могла показать себя; на степном языке это означало одно: что сами они должны погибнуть. Карлики не выпустят добычу.
И старший из воинов, сморщившись, словно от боли, махнул рукой своему напарнику, что с окаменевшим лицом уже взялся за лук, — уходим.
Карлики, если и заметили уходивших балкой конных, внимания на них не обратили.
Когда двое вершников галопом пронеслись через Мост, в деревне поднялась настоящая паника.
Какая-то светлая голова додумалась погнать пару подростков в Тупик, подать весть и тамошним; помимо всего прочего, зимний разгром гоблинов поднял их в глазах обитателей Моста на небывалую высоту. Кто знает, может, они и с поури так же сумеют управиться?..
Женщина, приезжавшая в Тупик вместе с волшебником Драгомиром, как раз покупала какую-то мелочь в деревенской лавчонке. Заслышав крики: «Поури! Поури!», с которыми неслись по улице двое мальчишек из Моста, она не завопила, не изменилась в лице, даже не побледнела — только слегка дернулся уголок рта. Сунув деньги остолбеневшему лавочнику, она твердой походкой вышла на улицу — и едва ли не бегом бросилась к ведущей в лес дороге.
Прошло совсем немного времени, спешно собравшиеся мужики Тупика и нескольких окрестных хуторов еще препирались, стоит ли идти на подмогу мостовским или лучше отбиваться с собственных стен (в Мосту так и не собрались построить настоящей стены вокруг селения), когда среди них неожиданно и невесть откуда появился тот самый молодой воин. Вновь, как и в тот памятный зимний день, он облачился в полное вооружение и на плече держал странное оружие — нечто вроде пары мечей, смотрящих в разные стороны и соединенных рукоятью в четыре полных кулака. Впрочем, не пренебрег он и обычными клинками.
Ознакомительная версия.
