Додумать эту мысль я не успел, поскольку седогривый допил остатки очередного кувшина и пока несли следующий потребовал моего внимания в качестве слушателя:
— Вы знаете, кого я только не играл, — начал он повышая голос. — Я играл Вистуса-калеку; благородного Тимьяна, защитника угнетенных; барона Морелли, одного из жутчайших типов современности, охотившегося в одном из наших городов; играл Темного Лорда, во время битвы за сокровища Проклятых королей; играл Светлого Владыку во время страшной Гарпийской Войны! — он поперхнулся, схватил бокал, сделал пару жадных глотков и продолжил.
— Я играл Мечтателя,… — снова начал с пафосом он, но потом безнадежно махнул рукой, и уже тише повторил — что вам говорить? Я действительно играл Мечтателя…
А я почувствовал себя неудобно. Знаете, как то так получилось, что попав в этот мир, я не то чтобы не ходил в театры, но даже на уличные представления не смотрел, не читал известных здесь книг, легенд и так далее. Единственное, что я видел это выступления циркачей, а они везде одинаковы. Так что можно сказать, что культурная жизнь столицы проходила мимо меня. Наверняка это были великие роли, о которых мечтает любой артист.
— И даже если он немного привирает, — мелькнула подленькая мыслишка, — то мне то какая разница. Я же не зову его Короля Лира или Гамлета сыграть. На изображение полусвихнувшегося алхимика средней руки его талантов должно хватить. Но все же, как бы убедиться?
— Скажите любезный, не может быть чтобы Вы сыграли все эти роли? — может быть излишне недоверчиво спросил я.
— Что?! Ты мне не веришь? — седовласый картинно вскочил.
— Что Вы, что Вы, — придержал я его, успокаивая. — Но это же надо быть очень талантливым.
Видя, что подвыпивший все еще трепыхается, я льстиво добавил:
— Для меня такая честь, угостить такого матерого человечища как Вы.
Как я и думал, гнев был сыгран, причем очень хорошо, скорей всего он мне подойдет.
— Все таки ты мне не веришь, — пьяно и задумчиво пробормотал он. — Ну что ж, смотри…
Он встал, покачнувшись и схватившись за мое плечо, потом закинул край плаща на плечо, вышел на свободное пространство, опустился на одно колено и начал читать монолог. Я сначала подхватился его остановить, мне было неудобно и немного стыдно, но запутался в табурете, на котором сидел, а потом так и остался. Монолог был, видимо, известный; актер действительно хорош, через какое-то время разговоры и пьяный хохот затихли, все смотрел на игру старика. Это действительно был старик, причем старик воин, прошедший не одну битву и теперь погибающий от старых ран и с горечью повествующий об этом. Голос его становился все тише и тише, он действительно умирал. Наконец, не договорив последнюю фразу, он схватился за грудь и свалился, оставшись валяться на полу изломанной куклой. Гром оваций потряс кабак, многие плакали, да что там говорить, у меня тоже на глазах были слезы. Овации не стихали, а актер не поднимался, подскочивший к нему один из компании в соседнем углу, тревожно поднял руку, нащупывая пульс. Все замерли, ожидая трагической развязки, пока кто-то не спросил:
— Умер?
Парень шептал губами, и нащупывал пульс. Наконец губы его поползли в улыбке и он ответил:
— Неа. Пьян!
Все грохнули. Раскатистый смех прокатился по «Приюту» из угла в угол. Стулья задвигались, люди возвращались к прерванным делам. Глядя на мое обескураженное лицо, кабатчик позволил намек на улыбку и спросил:
— Уважаемый… немного расстроен?
Видно было, что мой статус в его глазах сменился с обычного просчитанного на неизвестную величину, и он пока не может отнести меня ни к одному известному ему классу. Именно поэтому он и использовал нейтральное обращение: уважаемый. Да и пауза после слова была сделана для того, чтобы я смог поправить и внести ясность.
— Да вот! — с досадой заметил я. — Хотел предложить сыграть ему небольшую роль за приличные деньги, а он уснул…
Я беспомощно посмотрел на валяющееся под ногами тело. Хозяин улыбнулся:
— Я заметил, благородный… — он опять сделал паузу, пытаясь вытащить из меня сам не знаю что.
Если его не остановить, то в следующий раз я буду светлейший, поэтому я прервал его:
— Остановимся на — уважаемый. Вы согласны? — ох, зря я сказал это Вы, видно было, что теперь и светлейший не катит.
С другой стороны это все пошло на пользу делу. Позвав деваху и вышибалу, моего визави усадили на лавку, с которой он постоянно падал. Хозяин споро принес готовый договор, на мой немой вопрос ответил просто:
— Да он стандартный, мол обязуюсь отыграть роль и так далее.
Разложив на столе приспособы быстро откатал пальчики пьяницы и скомандовал:
— Все. Несите его в номер, — после чего подобострастно протянул бумаги мне и сказал, — теперь Вам надо поставить сумму контракта и время, в течении которого он будет играть в Вашем домашнем театре.
Во дела! Кажись меня тут за графа Шереметьева принимают! Немного подумав, я вписал сумму равную трем таким ужинам, какие мы с ним съели, да еще оплатил ему комнаты на неделю и опять попал впросак, судя по квадратным глазам кабатчика. Нда. Жить как обычные люди я и не умею.
Вежливо попрощавшись, я направился к выходу, заверяемый кабатчиком, что он с утра донесет до господина артиста все, что сегодня происходило, представит договор, подлечит и подготовит его к нормальному восприятию действительности. Наговорил он на последнюю приличную монету, остававшуюся у меня. Пожертвовав её на богоугодное дело, то есть на выживание бедного человека — кабатчика я направился к дверям, предварительно кинув внимательный взгляд на зал.
Все это происходило под невнятный гул собравшихся здесь людей. Какой то «бледный вьюнош с горящим взором» с виду вылитый вампир, читал свои стихи нескольким дохловатым на мой взгляд, но явно интеллигентным, барышням. Еще двое раскрасневшихся здоровяков в компании музыкантов соревновались за внимание одной постоянно хохотавшей дамочки. Несколько молодых людей, в заляпанных краской камзолах и огромных черных беретах с перьями, негромко обсуждали что то свое. Вроде обычная картинка, не вызывающая особого протеста. Никаких подозрительных людей из бандитов или охранки, все чисто. Обернувшись еще раз около самой двери, чтобы успеть поймать взгляд, если на меня кто-то смотрит, я ничего не обнаружил и с чистой совестью отправился к себе в берлогу.
* * *
Мы еще дважды встречались с актером, пока я не растолковал ему все, что мне от него нужно. На обеих встречах я его контролировал: хотя на встрече с Карпом этот контроль заключался в том, что я ждал у входа, пока они наговорятся. Зато уж к Старому Хрену мы пошли вместе, чтобы тот уяснил, что я являюсь основным передаточным звеном между ним и его компаньоном, что если меня попытаются убрать, то это приведет к разрыву деловых отношений и потере столь выгодного для всех сторон бизнеса. Как мне показалось, тот все уяснил.
