Кто-то основательно над ним поработал: там, где плоть отошла от ребер, я видела бледные внутренности и белые кости.
«Может, он еще жив», — сказала я себе. В ушах все еще звенело. Я тяжело дышала, сердце билось слишком часто и громко, достаточно, чтобы заглушить звук его сердца и дыхания. Мне не приходилось видеть, чтобы вервольф оправлялся от таких ран. Повреждений было больше, чем у двух незнакомых вервольфов и у того, которого я убила вчера вечером.
Я снова поставила ружье на предохранитель и пробралась через обломки, чтобы дотронуться до носа Адама. Но по-прежнему не могла понять, дышит ли он.
Мне нужна была помощь.
Я побежала на кухню, где у Адама, согласно его привычкам, находился аккуратный список имен и телефонных номеров — под баром у настенного телефона. Палец сам отыскал рабочий и домашний номера Даррила и номер его пейджера. Я прислонила ружье к спине, чтобы быстрее набирать.
— Вы позвонили домой доктору Даррилу Зао. Оставьте сообщение после гудка или отправьте на пейджер 543… — несмотря на безличную мембрану, низкий бас Даррила звучал очень интимно.
Я позвонила на работу, но его не было и там. Начала набирать номер пейджеров, но при этом думала о том, что произошло накануне вечером.
«Сейчас не время», — сказал он Бену. Тогда я об этом не задумалась, но не было ли особого смысла в его словах? Может, он имел в виду совсем не то, что я: негативную оценку поведения Бена после изгнания из Лондона? Или тут что-то иное: не сейчас, когда у нас есть более важные дела? Вроде смены Альфы.
В Европе убийство — все еще норма при смене главы стаи. Старый Альфа правит до тех пор, пока более молодые волки-доминанты не решат, что он стал слишком слаб, и не нападут на него. Я знала по меньшей мере одного европейского Альфу, который убивал всех, кто проявлял признаки доминанта.
В Новом Свете, благодаря железной руке Маррока, правила более цивилизованные. Лидерство обычно навязывается сверху — и никто не оспаривает решения Маррока, по крайней мере я о таком не слышала. Но мог ли кто-нибудь проникнуть в дом Адама и нанести такой ущерб без помощи членов стаи?
Я повесила трубу и просмотрела перечень имен: никому из них я не решусь звонить, пока не разберусь в том, что происходит. Взгляд мой упал на фотографию в деревянной рамке возле списка номеров.
Джесси на несколько лет младше смотрела на меня с бейсбольной битой через плечо и в бейсболке, чуть сдвинутой набок. Джесси.
Я схватила ружье и побежала по лестнице к ее комнате. Ее там не было. Я не могла решить, была ли здесь борьба: Джесси жила неорганизованно, и это отражалось на убранстве ее комнаты.
В форме койота у меня острее чувства. Поэтому я сунула пистолет и ружье под кровать, разделась и переменилась. Все в комнате пропахло Джесси, но я уловила и запах человека, который прошлым вечером разговаривал с Маком возле моего гаража. Я спустилась по лестнице, потому что в комнате запах Джесси мешал мне взять след.
И уже почти добралась до выхода из дома, когда какой-то звук заставил меня остановиться. Я решила на время оставить след. Вначале я решила, что просто оседает разбитая мебель, но потом заметила, как шевельнулась передняя лапа Адама.
Увидев это, я поняла, что уже какое-то время слышу еле различимые звуки его дыхания. Может, дело в более остром слухе койота, но я готова была поклясться, что раньше он не дышал. Если мне не показалось, очень велика вероятность, что выживет. Вервольфы очень живучи.
Я счастливо взвыла, проползла через обломки стола и облизала его окровавленное лицо, прежде чем возобновить поиски его дочери.
Дом Адама — в конце дорожного тупика. Прямо перед ним разворот. Спортивная машина, которую я видела — вероятно, с Джесси внутри, — оставила короткий след горящей резины, но у большинства авто индивидуальный запах появляется, только когда они постареют. Эта не оставила мне ничего, кроме запаха горелых шин.
Другого следа не было, и я ничего не могла сделать ни для Джесси, ни для Мака. Я вернулась к Адаму.
То, что он жив, означает, что я не могу обратиться к стае, когда он в беспомощном состоянии. Если кто-нибудь из доминантов мечтает стать Альфой, Адама убьют. Не могла я и привезти его в свой дом. Как только будет обнаружено его исчезновение, прежде всего его станут искать у меня. Кроме того, тяжело раненный вервольф опасен и для самого себя, и для всех окружающих. Даже если бы я доверяла его вервольфам, в стае бассейна Колумбии нет такого сильного доминанта, который мог бы держать волка Адама под контролем, пока он не окрепнет настолько, что будет способен сам его контролировать.
Но где найти такого вервольфа, я знала.
Фургон-вэнегон больше всего напоминает туинки[10] на колесах: печенье в пятнадцать футов длиной и шесть шириной, с аэродинамическими свойствами амбарной двери. За те двенадцать лет, что «фольксваген» импортирует эти фургоны в США, фирма никогда не ставила на них мотор мощнее четырехцилиндрового. Мой собственный четырехтысячефунтовый двигатель фирмы «Синкро» позволяет мне подгонять девяносто лошадей.
На языке непрофессионалов это означает, что я ехала по федеральной автостраде с трупом и полумертвым вервольфом на скорости шестьдесят миль в час. На спусках, да с хорошим ветром в хвост, фургон мог давать и семьдесят пять. А вот на подъемах мне везло, если я шла на пятидесяти. Я могла бы двигаться и быстрее, но с риском вывести из строя мотор. Почему-то мысль о том, что я застряну на обо-, чине со своим нынешним грузом, заставляла меня убирать ногу с газа. Шоссе впереди простиралось некрутыми спусками и подъемами и отличалось, полным отсутствием живописных видов, если, конечно, вам нравится пустынный скрэб. Мне не хотелось думать о мертвом Маке, о Джесси, испуганной и одинокой, — и об Адаме, который, возможно, умрет, потому что я решила увезти его, а не обращаться к стае. Поэтому я взяла свой сотовый.
Сначала я позвонила соседям. Денис Картер — слесарь-водопроводчик на пенсии, его жена Энн — медсестра, тоже на пенсии. Они поселились рядом года два назад и приняли меня в семью, когда я починила их трактор.
— Да. — Голос Энн после всего, что я испытала сегодня утром, звучал так нормально, что я несколько мгновений не знала что сказать.
— Простите, что звоню так рано. Но меня вызвали по срочному семейному делу. Я ненадолго — всего на день-два, но, пожалуйста, проследите, чтобы у Медеи была еда и вода.
— Не волнуйся, дорогая, — ответила Энн. — Мы за ней присмотрим. Надеюсь, ничего серьезного.
Не сдержавшись, я посмотрела в зеркало заднего обзора на Адама. Он все еще дышал.
