В тот же день храмовники провели ритуал отлучения над бумажно-белым, оцепеневшим Лионелем. Его мантию, медальон и змеиные браслеты забрали, волосы остригли. Над ним прочитали проклинающее слово Гесинды. Дело его, не мешкая, передали в суд Прайоса.
Теперь ему позволили покидать комнату, на время ставшую для него и больничной палатой, и узилищем. Но он по-прежнему не имел права переступать порог храма Перайны.
Как ни странно, в запрете этом сказалась и забота городских властей о безопасности преступника. Весть о покаявшемся поджигателе в мгновение ока облетела Аркару. И те люди, которые месяц назад в знак благодарности хотели целовать ему руки, теперь посылали ему проклятия и с готовностью разорвали бы его в клочья.
Глава 6
Свидание с Лионеттой едва не добило юношу. Лекад, которому поручено было следить за здоровьем Лионеля, не зря колебался, допускать ли своего пациента к подруге. Но молодые люди изо дня в день донимали его вопросами друг о друге. И он решил — пусть встретятся. Сколько ни прячь девушку от Лионеля, рано или поздно он увидит, что с ней сталось. Ну а не увидит — расскажут. А это еще хуже.
— Отца и мать я к ней не пускаю, — вполголоса сказал Лекад. Он вызвался проводить Лионеля в палату девушки и заявил, что наедине их ни за что не оставит. Мало ли что может случиться с бедняжкой от избытка чувств. Лионель только молча кивнул. Он вообще все больше молчал в последние дни, и целые часы просиживал на постели, зажав меж колен руки. Лекад и жалел его, и злился. И все чаще подумывал о том, чтобы приставить Лионеля к делу. Пусть он временно утратил дар магии, но лекарские его умения никуда не подевались. А храм был полон людьми, которые нуждались в помощи целителей. Рук не хватало. Другой вопрос, согласились бы несчастные принять помощь от человека, ставшего виновником их бед. И этот вопрос Лекад никак не мог разрешить.
— Я объясняю им, что состояние здоровья не позволяет девушке принимать посетителей. И это правда.
— За что же мне выпала такая честь? — ровным голосом спросил Лионель, имея в виду дозволение увидеться с Лионеттой.
Лекад на ходу покосился на него.
— Рассчитываю на твою выдержку. Мать ударится в слезы, закатит истерику… это вовсе ни к чему. Девушка недостаточно окрепла.
— Понятно.
— Еще каждый день приходит какой-то парень. Рвется к девушке, а сам не может объяснить, кем ей приходится. Его я тоже не пускаю. Он, мне кажется, слегка… не в себе.
— Это, наверное, Ивон. Он… сватался к Лионетте.
— Ах вот как, — сказал Лекад и замолк.
Перед дверью он остановился и повернулся к спутнику. Он все-таки решился на разговор. Бледное, застывшее лицо Лионеля ему решительно не нравилось.
— Послушай, Нэль… хочу предложить тебе кое-что. Я знаю, что ты искусный целитель, а у нас так много работы сейчас. Ты мог бы нам помочь… если хочешь.
В глазах Лионеля мелькнуло что-то вроде страха.
— Я… не знаю. Кажется, я все еще не могу использовать магию…
— Лечить ведь можно и без магии. Не так ли?
— Ко…нечно. Просто я… никогда не пробовал… так.
— Вот и попробуешь. Так ты согласен?
Лионель взглянул ему в лицо. В глазах юноши лекарь не увидел ничего, кроме своего отражения. Ни малейшего чувства. Ни единой мысли.
— Согласен. Я попробую.
Когда они вошли в комнату, Лионетта спала. Под спиной у нее громоздилась целая гора разноразмерных подушек. Лекад тихо встал в углу у двери, сложив руки. Лионель подошел к постели. Едва взглянул на девушку, тут же судорожно втянул воздух и закрыл лицо руками. Но почти сразу справился с собой, медленно отнял ладони и впился в Лионетту долгим взглядом. С нее еще не сняли все повязки, но уже и теперь было видно, что от красоты ее ничего не осталось.
— Она… знает? — Лионель быстро обернулся к Лекаду. — Ей сказали?
Целительно покачал головой. Закусив губу, юноша склонился к Лионетте. И она вдруг открыла глаза, словно почувствовала его близкое присутствие. Прошептала радостно: "Нэль!" — и протянула к нему слабую руку. Лионель мягко взял ее за запястье. Отвел в сторону, не позволил прикоснуться.
— Здравствуй, Стрекоза.
* * *
Покинув комнату несчастной, Лионель прошел несколько шагов и вдруг пошатнулся. Привалился спиной к стене.
— Тебе нехорошо? — со спокойным участием спросил Лекад.
— Да… мне нехорошо. Боги! За что ее… так? Наказывать нужно было меня… не ее. Меня!
— Твое искупление еще ждет тебя, — заметил Лекад. — Предстоит суд Прайоса, помнишь?
— Как не помнить… Скорей бы уж.
В глубине души Лионель надеялся, что суд вынесет смертный приговор. Слишком страшным казалось жить с ежеминутным ощущением непосильной вины. За работой он еще забывался, но когда оставался один в своей комнатушке, становилось совсем тяжко. Поэтому он изнурял себя работой и уходил в спальню только тогда, когда готов был свалиться в постель замертво. Так еще можно было как-то существовать, не сходя с ума от тоски.
Его заботам поручили несколько несчастных — из тех, кто не мог узнать его. И все же на всякий случай Лионель постоянно прятал лицо под капюшоном и никогда не смотрел людям в глаза. Боялся. И мучился виной. Одежду — серый храмовый балахон — ему одолжил Лекад, и теперь юноша ничем не выделялся среди служителей Перайны. Разве только стрижеными волосами (но их он скрывал под капюшоном) и отсутствием медальона с аистом.
Он молча выполнял свои обязанности, никогда ни с кем не спорил и ни о чем не просил. Впрочем, одну просьбу все-таки высказал: чтобы ему позволили ухаживать за Лионеттой. Храмовники, посовещавшись недолго, решили его просьбу удовлетворить.
* * *
— Что случилось с твоими волосами, Нэль?.. — спросила Лионетта между глотками горячего травяного отвара, которым поил ее Лионель. Чашка в его руке заметно дрогнула.
— Пожалуйста, пей чай, Стрекоза. Нужно выпить, пока горячий.
— Они обгорели в пожаре?
— Н-нет, — ответил он с запинкой.
— И браслетов у тебя нет, и мантию ты не носишь, — продолжала Лионетта, с мукой глядя в лицо друга — бледное, осунувшееся. С черными кругами под глазами. — Я бы спросила раньше, но все ждала, что ты сам расскажешь. Глупая! Тебе, наверное, больно об этом говорить. Скажи только: тебя изгнали из храма?
— Храма больше нет, — тихо и ровно ответил Лионель. Поставил опустевшую чашку на стол. — А я больше не служу Гесинде. Меня отлучили.
В последнее время он был крайне сдержан, почти холоден. Не улыбался. И Лионетту это пугало. Раньше он часто бывал рассеян, витал мыслями в облаках, но никогда не старался скрывать свои чувства, держался непосредственно. Во всяком случае, наедине со своей «сестренкой». И вдруг… такая перемена. Причины ее отчасти были Лионетте ясны. Но она отдала бы все на свете, только бы на его губах появилась улыбка. Такая же, как прежде — ясная и немного растерянная.