Вокруг новостройка-долгостройка, раздвигают темень лишь корпуса скелетного вида. Полное отсутствие следов человечьей активности. Квадратные ребята подняли меня на девятый этаж, запустили в какую-то квартиру далекого будущего, не забыли угостить непонятной инъекцией и заперли дверь с той стороны. Да, дверь тут имелась, мощная и запертая. Попытки повоздействовать на нее своими слабыми силами оказались неудачными. Оставалось только одно – поозираться. Все, что находилось в распоряжении – это кубик комнаты и гробик кухни. Окна без стекол. Холодец стоит жуткий. Никаких дополнительных ходов и выходов. Зато грязи сколько надо – пустые бутылки, консервные банки – одна даже недоеденная – и газетное рванье-вранье. Всех удобств только тюфячок у стены. Итак, обустроено место под обиталище бомжа. Довольно странного бомжа, потому что вместо люстры висит петля.
Мало-мальски осмысленных занятий я не нашел, поэтому улегся на тюфяк, положив под голову газету – чтоб вши и клопы не перебежали. Второй укол пока никак не подействовал. Это, наверное, тоже расслабительное средство. Чтобы я не смог снести бронированную дверь. Да только я даже в самом спортивном состоянии вряд ли бы нанес ей вред. А если не слабительным меня угостили напоследок? Ведь беспокойство меня гложет все ощутимее. С чего беспокойство-то?
Может, с того, что жил я неверно и скучно. В детстве-юношестве являлся по утрам не в ту школу, не в тот институт, приставал к тем девушкам, которым был интересен также, как лужа на улице, уступал липким похотливым бабенкам, от которых теперь у меня простатит и угроза потенции (это только начальству угроза ядерной войны страшнее). Я не одолевал в словесном поединке матерых редакторов, не внушал им, что избавиться от меня можно только пустив в набор. Я не изучал литературные вкусы народа и не знал, чем накормить его так, чтоб он облизнулся…
Я понял, что мне впрыснули средство, наращивающее недовольство и разочарование. Но разве проймешь меня этим сейчас? Когда я уже чувствую прикосновение веревки к своему горлу. Однако тюфяк располагал к продолжению задушевного монолога.
А если б проделся я сквозь все дырки? Был бы наверное, эффект. Но, как известно, в одном месте эффект, а кругом дефект. Допустим, научился бы я играть на читательских рефлексах, как на дудочке. Умел бы пристраиваться к редакторам, одному – описание природы и кобылы, ржущей по утру, другому про прокатный стан и стахановца-маньяка, третьему, пожалуйста, про мощные сиськи и пудовые кулаки. В итоге пьянствовал бы на даче в Комарово, прекрасно зная, что не сегодня-завтра мои бессмертные творения затрещат, расчленяемые в сортире.
Птолемей нехило кичился тем, что описал движение планет вокруг Земли, а сейчас его чуть ли не брехуном называют. Не далек и тот день, когда Коперника на свалку понесут, потому что выяснится, что мы не вращаемся, а скачем на одном месте. Динозавр считал себя большим и сильным, а где он теперь? Стал бензином и катает на себе какого-нибудь тщедушного спекулянта. Но животное хоть не понимало, какая постылая будущность его ожидает. Очень неправа природа, что разродилась нами, двуногими. Не должны были появится существа, которые могут догадаться о полной бестолковости своего жития-бытия. Не приспособлен наш мир для проживания в нем разумной твари. Потому-то я в знак протеста хочу досрочно покинуть его и требую, чтобы мне открыли «дверь» наружу.
Ага, требовать ничего не надо, на «дверь» мне уже любезно показали. Я подошел к петле. Умело завязана, чуть ли не намылена. Говорят, это не больно. Прежде чем случится неприятная процедура удушения, закончится кровоснабжение мозга и как следствие – отключка сознания.
Стоп. Действительно, вокруг меня на тысячи километров и парсеков все не так. Но, наверное, мы должны готовиться в этом бестолковом мире к проживанию в другом, более подходящем нашим достоинствам. Когда-нибудь закончится срок заключения, мы выйдем на свободу – кто с чем. И окажемся в тридевятом царстве, которое будет устроено точно по нашему вкусу.
Полегчало, я отступил к стене. А потом снова накатило.
Ну и какие наши достоинства и вкусы? Первые христиане, самые стойкие, которыми кормили львов, хотели угодить туда, где сверкают драгметаллы, порхают крылышки и поют тенора. Где исключена даже легкая грызня, подначки, подколы, не говоря уж о диспутах и скандалах – полная энтропия. И буддисты хороши, их нирвана – то же самое, что кисель для мух. Так стоит ли стараться?
Знатоки говорят, свалится с приличной высоты и разбиться – это не больно. Ведь сразу же будут размазаны рецепторы, передающие болевые сигналы, и центры мозга, принимающие боль за боль. Если упасть с небоскреба, то просто расплескаешься как студень. Высота вызывает жуть, но ведь я ее почти и не замечу. Во взоре и так уж сплошной туман и круженье с пузыреньем.
Я обреченно потащился к окну, однако на мгновение замер, прижав голову к коленям и отстранившись от наваливающейся тоски. Мгновение сосредоточенности.
Ампула. Последняя шприц-ампула доктора Лапеко в моем кармане. Квадратные «октябрята» забыли из меня вытряхнуть. Я, конечно, не знал как будет взаимодействовать третье средство с двумя предыдущими, но время на сомнения истекло и даже пошло вспять. Укол – и голова даже приподнялась, потому что ее потянула к себе очень жаркая воронка.
Эта жара разогнала отчаяние, но мне показалось, что я становлюсь жидким и без особых проблем начинаю испаряться. Свет и тень еще поиграли мной, а потом я исчез в этих бликах…
Замечаю свое присутствие на каком-то пустыре. Неподалеку свалка, оттуда волнами долетает вонь, воздух над ней рябит от ударов птичьих крыльев.
Я, кажется, достаю гадкую прогорклую капусту из банки и сую в рот. На руке перчатка с дырками для пальцев. Все, хватит, обрыдло. От холода ноет поясница. Мне требуются номер с ванной, бутылка «смирновской» и патиссоны. Мне нужна «трава». И это ты мне обеспечишь, пахан Сапожков.
Двигаюсь к шоссе. Кто собрался тормозить меня – будь осторожен, нокаут возможен. За последний стольник попадаю в такси-маршрутку. Заплачено честно, но другие пассажиры сторонятся меня и берегут от моих ароматов носы. В метро без затей проламываюсь сквозь турникет. Выхожу под дневное светило на «Московских воротах». Теперь налево и еще раз налево. Потом в дальний угол. Знакомый вход, десять ступенек к центру Земли и встреча со стражем дверей – джигитом Рашидом.
– Ты совсем неряха сегодня, – напоминает Рашид. – Бугру не понравится такой вид. Он человек старой закалки. Зачем портить ему настроение. Иди домой, там почистись и приходи завтра.
«Домой, к ментам! Как же.»
