Княжич подошел к самому ограждению. Солнце едва взошло, а каменные зубцы уже нагрелись. Снова будет жара, от которой спекаются губы. Темка сглотнул; царапнуло в пересохшем горле. Тронул фляжку. Там вода. С трудом отлепил пальцы. Норма – две кружки, а день только начинается. Лошадей вон уже вторые сутки почти не поят. А животные ведь не понимают, за что такие мучения. Темка постоянно бегает на конюшню, гладит Деге шею, шепчет на ухо разные глупости, но разве этим утолишь жажду?..
Прошуршало под ногами. Песок всюду. Стоит запустить пятерню в волосы, и он с тихим шорохом сыплется из-под пальцев. Забивается в складки одежды, в сапоги. Даже когда Темка провел шершавым языком по губам, то наткнулся на песчинки, скрипнул ими на зубах. Кажется, что горло забито сухими крупинками, а в желудке и вовсе целые барханы. В первый же день пришлось зачехлить пушки, а то не прочистить потом. Так и стоят, накаляясь. Бесполезные.
Восходящее солнце медленно вырастало из светящихся Песков. Темка отвернулся от рассвета. Нельзя смотреть долго, глаза начинают болеть. А если опустить веки, то на мгновение резанет болью, как будто и под них надуло песок. В темноте вспышки все тех же надоевших цветов: золотого, серебряного, бронзового. Как барханы: сами золотистые, медовые, в тени – густо-бронзовые, а кромки отливают серебром. Меж песчаных складок вьются бронзовые тропки, словно кто расшил пустыню дорогими нитками. Темка уже наизусть помнит узор этой вышивки.
Ночью пески продолжают светиться. Бронзовые тропки теряются, растворяются. Серебра, наполненного лунным светом, становится больше. В общем-то, это красиво – хоть днем, хоть ночью. И напоминает геральдические цвета. Золотой, серебряный, бронзовый – как ленты на штандартах год назад, в Малом тронном зале.
Темка нащупал в кармане зеркальце в деревянной рамке. Скрипнул под пальцами песок. Аккуратно стряхнул, протер серебристую гладь. Отразилось смуглое до черноты лицо с потрескавшимися губами, красными воспаленными глазами. Впрочем, княжич мало интересовался собственным отражением. Рука с зажатым в ладони зеркальцем повисла. Ну почему, почему отсюда не видно Южного Зуба?! Хоть бы штандарт разглядеть! Но только три цвета, и раскаленный восход над ними.
Солнце оторвалось от горизонта и поплыло в небо. Пора, капитан ждет.
Деревянная дверь, ведущая со смотровой башни, в мелких зарубках. Это они с Митькой метанием ножей развлекались. На косяке Темка ведет календарь, отмечает каждое новое утро в Черных песках. Дни сливаются, ночь давно перестала быть границей между ними, потому что жажда мучает даже во сне, не дает толком забыться. Каждый вечер Темка надеется, что привидится река, вечерняя прохлада, пусть даже с надоедливым звоном комаров. Но снятся Пески. А как-то – умирающий от жажды Митька. Лежит в башне на каменном полу и еле шевелит потрескавшимися губами: «Воды…»
Ладонь привычно скользнула по зарубкам. Стукнула за спиной дверь.
Спустившись, Темка свернул в дальний коридор. Можно пройти хозяйственными дворами, но вчера там резали скот – поить больше нечем. Стиснутый высокими стенами пятачок кажется полем проигранной битвы: небо помнит отчаянные стоны животных в предчувствии смерти; тяжелый удушливый запах до сих пор висит над залитыми кровью камнями; вялится на солнце, свисает лентами мясо – как штандарты побежденных. Вчера тут пьянила чужая смерть, словно ею можно откупиться от своей собственной.
Многие рискнули отведать крови, хоть этим жажду утолить. Темка не смог.
Надвигающаяся жара выдавила обитателей крепости со двора, заставила искать укрытие за толстыми стенами. Только Лисена стояла, запрокинув голову – растрепанная рыжая коса свесилась почти до земли – и широко открыв рот. Даже Темку не заметила.
– Ты чего?
– Я тренируюсь. Вот пойдет дождик, встану, и мне водичка будет в рот капать.
Вышел хмурый капитан, обремененный фонарями и мотками веревки.
– А вы куда? – тут же прицепилась девочка.
– Куда надо. – Александер не одобрял Темкину затею. – Иди, тебя мать ищет.
* * *
Сразу за дверью оказался тонкий слой песка. Потом его стало больше, Темка уже мог коснуться потолка вытянутой рукой. Александер пригнул голову, поправил на плече моток веревки. Ноги разъезжались, вязли. Темка запыхался, но старался не показывать виду и не сбавлять шаг. То, что песка так много, вселяло надежду: значит, наружная дверь осталась открытой.
Крепость оказалась в центре огромной воронки: снаружи занесена песком до верхней балки ворот, а внутри, во дворах – тонкий слой песчинок. Точно волна ударила в стены и остановилась. Створки не распахнуть – придавленные массой песка, они не желали двигаться. Пытались спуститься со стены на веревках, но сплошное золото затягивало, стоило коснуться его ногами. Бронза темнела слишком далеко, и путь к ней был только ходом – когда-то тайным, а после, в мирные для крепости годы, обычным, расширенным и укрепленным.
Дальше пришлось пригнуться и Темке. Капитан опустился на четвереньки, прихватил дужку фонаря зубами. Княжич не сдержался, хихикнул.
Долго ползли, отплевываясь от песка. Фонарь раскалился, сделал и без того застоявшийся воздух душным. Темка был уже мокрый, как мышь после купания. И нестерпимо хотелось почесать спину в налипших медных крупинках. Хоть как медведь о стену скребись! Жарко, даже сквозь штаны припекает коленки, а уж ладони и вовсе покраснели. Но иначе не пройти, капитан и вовсе ползет, отдав фонарь Темке. Из-за железной дужки в зубах даже не отплеваться толком, песка наглотался – обеда не надо. Потолок царапнул спину. Все, привал! Поставить фонарь и перевернуться, только чтобы не лицом в песок. Уф!
– Уже близко, – Темкин голос ударился в низко нависший над лицом камень. Дальше капитану не пролезть – узко. – Я протиснусь, тут всего ничего!
– Ладно. Но дай я тебя обвяжу, если что – дергай.
Просмоленная веревка обхватила княжича под мышками, петлей завернулась на груди, обмотала ниже и спустилась по ноге. Темка ухмыльнулся: капитан вяжет его, как шустрого зайца.
– Ну, помоги Олень-покровитель!
Княжич распластался ящеркой, скользнул в проход. Потолок уже так низко, что головы не поднять. Даже толком не почесаться! А песок, кажется, проникает даже сквозь одежду. Темка вытянул руку с фонарем, ловя медный отлив. Если попадутся зыбучие – утянет. Коридор-то – конный спокойно проедет. Но так обидно возвращаться! Темка подтянул веревку, чтобы не мешала. Ерунда это все: начнет засасывать, Александер все равно не вытянет. Посветлело. Темка рванулся, выбросил руку вперед – только бы не напороться на решетку! Повел из стороны в сторону и чуть не взвыл от досады: пальцы ткнулись в горячее железо.
