Существа появились не позади, а перед ними — и первым заметил их Мыкун, а Быйца догадался, заметив дрожание руки полудурка, и тотчас обернулся. Фриний и Иссканр еще мгновение вглядывались во тьму, откуда они все пришли, а потом, почувствовав неладное, посмотрели туда же, куда таращился сейчас горбун.
Существ было шестеро, и еще два, кажется, маячили чуть дальше по коридору. Или то просто тени гуляют? — не разобрать…
Но этих, впереди, точно было шестеро, и они совсем не походили на тени. На людей, впрочем, тоже. Люди — они и ростом поменьше, и в плечах поуже, и…
«И хвосты у них позади не телепаются», — подытожил Иссканр, вынимая меч из ножен. Левой рукой он повел из стороны в сторону — знал уже: при движении огненный браслет на несколько мгновений разгорается и ярче освещает пространство вокруг себя.
Шестеро хвостачей по-прежнему оставались безоружными, однако Иссканра это не обманывало. Во-первых, попробуй достань чудиков в таких панцирях да шлемах, во-вторых, латные перчатки у обитателей Лабиринта особые, шипастые: двинь под дых — человек пополам и сложится.
Иссканр плавным полушагом выскользнул вперед, закрывая собой Быйцу и Мыкуна. Фриний и без того стоял от незнакомцев дальше всех — чародей вслушивался в странные звуки, доносившиеся оттуда, где был вход в Лабиринт.
— Погоди. — И не поймешь, как Фринию удалось оказаться совсем рядом, ведь только что был на расстоянии трех-четырех шагов! — Погоди. Оружием всегда воспользоваться успеем.
Иссканру было что возразить, но он промолчал. С чародеями не спорят.
А тот выбрал взглядом вроде как главного среди этой шестерки (и не сказать, чтобы самого рослого или в наиболее богатом доспехе… ну, доспехи-то у них почти одинаковые) — выбрал и обратился к нему на неведомом языке.
— Пыл изаздэр? Тэ ханнэпгэр эдо?
Спросил властно, как хозяин у дерзких слуг, посреди ночи вломившихся в спальные покои.
Шестеро промолчали. Лишь один из них, что стоял вторым слева, вздрогнул и напрягся, будто прислушивался к далеким словам — не словам даже, одному эху слов.
Потом хвостачи отступили назад и так же бесшумно, как пришли, скрылись во тьме.
— Откуда они взялись? — прохрипел Иссканр, только сейчас обратив внимание, как сильно пересохло в горле. — Ты знаешь их?
— Я не знаю ни их, ни того, откуда они взялись. Но ведь это Лабиринт, место, где оживают мертвые и становятся бесплотными тенями живые. Так что нечего удивляться. И прошу тебя, впредь не торопись обнажать клинок. — А затем спросил, повернувшись к Быйце: — Ты хорошо рассмотрел их?
— Этот защитничек мне своей широкой спиной почти всё закрыл! — прокаркал горбун. — Но… да, я рассмотрел их как следует.
— Что скажешь?
— Бояться нужно не того, что видно, но невидимого.
— Ты где нахватался таких мудрых мыслей? — хмыкнул Иссканр. — Или это из личного опыта?
— Молись, чтобы не довелось на собственной шкуре убедиться в моей правоте! — отрезал старик. — И давай, двигайся, чего встал? Я хочу как можно дальше убраться от этих звуков за спиной!
Иссканр пререкаться не стал пожал плечами и отправился вперед. Почему-то он не сомневался: тех шестерых (или сколько их было?) впереди уже нет. Их вообще нет в коридоре.
Стараясь подстроиться под неспешный шаг Мыкуна и Быйцы, Иссканр шел медленнее, чем мог бы. Поэтому он и услышал, как горбун бормочет себе под нос нечто неразборчивое.
— Значит, правда… — долетело до Иссканра. — Неужели?!. — И потом вообще какие-то дивные слова: — «Атэлви… атэ-лвакъи, иммастэр, нэп?!..»
Насчет последнего Иссканр так ничего и не понял, а вот Быйцево «неужели?!» опять напомнило ему о ночи в дьенрокском караванном доме. Потому что брат Гланнах тогда сказал точно так же…
— Неужели?! — В голосе монаха смешались страх и отчаянье. И, кажется, самая толика надежды, которой и жить-то не позволяешь, не допускаешь самой вероятности ее осуществления. — Значит, правда…
Иссканр пожал плечами: ну да, правда. Он растерялся и не понимал, что, собственно, происходит. И вел себя не как правая рука начальника охраны, а как до смерти перепуганный паренек, всегда живший верой в незыблемую истину и выяснивший, что обманывался.
…Брат Гланнах постучался к нему ночью, когда Иссканр только-только задремал. Он было решил: что-то стряслось, — и да, судя по осунувшемуся лицу монаха, действительно что-то стряслось, но не с караваном, как подумал Иссканр, а лично с Гланнахом. И — догадался Иссканр минутой позже — не в Дьенроке, а еще в пути, когда этот странный человечек, который умеет интересно рассказывать и увлеченно слушать, узнал о матушке Шали.
— Простите, я несколько не вовремя… я уйду, если вы скажете, но, откровенно говоря, дело не терпит отлагательств.
Иссканр жестом предложил монаху войти. В конце концов, раз «не терпит отлагательств»… да и интересно было, каким боком брат Гланнах имеет отношение к матушке Шали.
То есть, может, конечно, и не боком вовсе, но в самый правдоподобный вариант верилось с трудом. И пусть так — всё одно: не стал бы Гланнах так волноваться, будь его встреча с заведением матушки даже единственным за всю жизнь случаем недозволенной услады плоти, не стал бы, точно!
В дряхлом гостиничном креслице и при свете свечи этот человек-кролик выглядел еще незначительней, безобидней, чем обычно. Но, как обычно, стоило ему заговорить, и всё переменилось.
— Скажите, Иссканр, откуда у вас такое имя? Оно ведь не слишком распространенное, верно?
Другой бы разозлился: стоило ли вламываться посреди ночи, чтобы задавать дурацкие вопросы?! Но Иссканр понимал, это лишь прелюдия, зачин, так сказать.
— Матушка Шали говорила, так когда-то звали древнего героя, что ли… Еще из пралюдей.
— Верно. Не совсем, но верно… А она, выходит, про отца или про мать ничего тебе не рассказывала? Вообще — откуда ты взялся, может, какие-нибудь подробности… — И тут до Исскаира допёрло!
— Простите, брат Гланнах, а вы, часом… не в отцы ли мне метите, а? — Не зря, видно, монах с «вы» на «ты» перескочил!
Тот медленно покачал головой:
— Ни в коем случае.
— Тогда, может, вы знали моих родителей?
— И да, и нет. И да, и нет… Так что насчет подробностей?
— Ничего не припоминаю. Подумать бы надо…
— Думай. А я пока вот что скажу. Время от времени в Ллаургине случаются события, которые люди несведущие называют чудесами.
— Это вроде тех россказней про человека, которого зверобоги прокляли и обрекли на бессмертные скитания?
Брат Гланнах как-то странно взглянул на Иссканра.
— Да, вроде того. Ну вот, я не верю в чудеса, хотя не раз видел такое, что иные поспешили бы назвать чудом. Всему в Ллаургине Отсеченном есть свое объяснение. Всему. Кроме одного. Загадка эта мучает меня вот уже больше двадцати лет, но ответа на нее я не нашел до сих пор. И я бы никогда не поверил, что это не досужая выдумка, не совпадение, дивное сочетание непроясненных обстоятельств, если бы собственными глазами не видел, как некий младенец… да что там, ты, ты!.. — вот кто был тем младенцем!..
