Я попробовал изменить свою фотографию. Ничего не произошло. Сам на себя я влиять не мог. И зачем мне этот дар? Не знал, жил спокойно. А теперь?
- И что? - полюбопытствовал историст Семен. Ему очень надо было знать, что было дальше, а этот рыжий замолчал, уйдя в свои мысли.
- А ничего, - пожал плечами фотограф. - А что может быть?
Семен открыл рот, но применения такому дару не нашел. Не хватило своего воображения.
- А все-таки? - Водила поддержал заткнувшегося было историста.
- А что вы предлагаете? - рыжий проявил некоторое раздражение. - Кому нужны мои потуги, а тем более, как я могу знать, что и кому делать? Я, что Всевышний что ли? Я просто человек.
Елисей подвинул к себе чашку с кофе, раздумывая положить ли себе сахар. Не стал.
- Я не об этом, - отмахнулся историст. - Я хочу спросить, каково это быть таким?
Рыжему явно не понравилось, что о нем говорят, как о редком зверьке.
- Послушайте, уважаемый Семен, - фотограф готов был вспылить, но в тоже время казалось, что гнев идет не изнутри, а это лишь наносное, ненастоящее.
Елисей решил, что надо сообщить о проблемах фотографа профессиональному психиатру. Пусть посмотрит, а то с таким даром бездушный человек много плохого может натворить.
Рыжий опять стал напоминать рыбу, замороженную пару столетий назад.
- Я не понимаю о чем вы, - с достоинством осадил он назойливого историста. Но тому было мало. В конце концов, истории достаются только любопытным.
- Я о том, как это жить с таким даром и не знать, как его использовать, - с достоинством объяснил бездушный историст.
Елисей прикинул, что здесь может начаться третья мировая война. Но рыжий не дрогнул.
- А просто, как и все, - с мерзкой улыбкой отпарировал фотограф. - Я живу, как и все. Много ли вам приносит счастья ваш дар?
- Мне? - историст был искренне возмущен. - Это смысл моей жизни.
- Вы удовлетворены своей жизнью? - все еще настаивал Вадим.
- Конечно, - Семену было жутко странно слышать подобные вопросы.
- А кто вам сказал, что я не удовлетворен своей жизнью? - продолжил настаивать фотограф. Остальные не вмешивались в этот разговор.
Елисей оценил, что у рыжего голова варит. Ловко он перевел вопросы о даре к вопросам о счастье и оттуда к удовлетворенности своей жизнью. А вот историст замедленно ловит логические связи.
В принципе, дальше мог быть один ответ, который вернул бы разговор в прежнее русло. Но Елисей не думал, что историст отважится так высказаться. Семен рискнул.
- Так по вам же видно, - ляпнул безжалостный историст.
Рыжий фотограф покраснел, а затем побледнел. За столом повисло молчание. Елисей подумал о том, что делать, чтобы сгладить конфликт, но вдруг понял, что городу хочется скандала. Это же тоже эмоции, да и разборка вполне впишется в программу лечения от весенней депрессии. Елисей тогда решил, что его прямым долгом является необходимость подлить масла в огонь, чтоб уж скандал был шикарным.
- Вы предвзято относитесь к сексуальным меньшинствам? - лекарь спросил это несколько ядовито.
Историст взбесился. Ведь всегда заводит, если вас уличают в нетерпимости, а уж тем более, если уличают вполне обоснованно.
А вот фотограф покраснел.
Елисей поставил диагноз, что фотографу плохо и с мужчинами. Несчастный человек.
- Я? - Семен не нашел ничего лучшего, как возмутиться.
- Вы ведь об этом? Или нет? - лекарь знал, что надо пока смирить волны, чтобы затем поднять еще большую бурю. Как-то супруга провела ликбез на тему эстетики и тактики скандалов. Эти сведения очень помогли беззлобному лекарю притворяться "своим" в этом хаотичном и скандальном мире.
- Нет, конечно, - истористу не привыкать быть изворотливым.
- Тогда о чем? - Вадим уже вспомнил, что он должен себя защищать.
Семену сложно было ответить связано и более менее адекватно, но он попробовал.
- Я о глазах. Они зеркало души...
Развить свою пространную мысль он не успел. Вадим прервал его:
- Не трудитесь, - цинизм звучал и звенел в его голосе. - Вы об этом. Я не комплексую. Да, я склонен думать, что я гомо, а не гетеро.
Елисей опять-таки вздохнул. Это "склонен думать" говорило, что фотограф истинно несчастен. Он не может понять себя или принять. Лекарю подумалось, что он весьма удачлив. Еще ни один город не пытался сменить ориентацию. Елисею на секунду представилась подобная проблема в масштабах его деятельности. Как действовать, он не мог себе даже вообразить. Хорошо, что город не мог подслушать его мысли.
Город же мысленно ухмыльнулся. Все же люди настолько же наивны, насколько и забавны. Если бы не их мысли, то он бы, пожалуй, не вынес этих суетливых людей, а так ...пусть живут.
- Ээээ, - историст уже и сам был не рад, что начал разбор полетов, кто счастливее, а кто круче.
- Любить можно по-разному. Не всем дано даже это понять, - гнул свое угнетенный фотограф.
Дальше историст ляпнул то, что могло перерасти в драку:
- Я ведь не об ориентации, я о том, что вы несчастны с партнером или без него, - попытался оправдаться Семен.
"Уж лучше был он заткнулся", - по привычке к мирному сосуществованию подумал Елисей, а потом вспомнил, что городу нравятся острые ситуации. "Пусть ругаются", - мысленно разрешил он этим двоим. Остальные молчали. Они умели игнорировать все, что их в прямую не касалось.
Водила вдруг решил вмешаться.
- Мы пришли сюда обсудить именно это? - послышался над всеми этими нелепостями его хорошо поставленный голос.
- Нет, - очень четко ответил Елисей. Все же привычка к душевному комфорту собеседников взяла в нем верх над необычным желанием депрессивного города.
- Мы ведь занимаемся городом. Этим красивым, величественным и очень глупым городом. Так? - Водила сказал все правильно. Городу нравилось быть в их глазах "красивым и величественным", но отнюдь не "глупым".
- Позвольте, а почему глупым? - лекарь мгновенно вступился за город.
Недовольное ворчание послышалось и со стороны остальных присутствующих.
- А потому как вы, уважаемый Елисей, скрыли от нас цель этого ужина, - Водила, имя которого было Петр, отвечал четко и чеканно. Это дарило его словам еще больше веса и значимости.
- А как это связано? - лекарь пока еще не понял логической цепочки.
- Никак, - неожиданно для всех ухмыльнулся Петр. - Просто я проверял совпадает ли написанное в приглашении с тем, что происходит на самом деле.
- Ясно, - склонил голову лекарь.
Гостей не устраивало, что их используют в темную. Елисей чувствовал, что надо что-то сказать.
"Хех", - прогудело в головах присутствующих, - "Хотелось бы порадоваться".
