– Мне хотелось бы верить, что сон исцелит ее душу, прогонит тоску, исправив все лучше, чем мог бы я… Иди и ты отдыхать, торговец.
– Я… – тот двинулся к пологу, уже готовый выбраться из повозки, подчиняясь воле бога, но остановился, вспомнив о том, зачем приходил. Нет, он не мог уйти, не сейчас. И, потом, что такое один вопрос? Всего – то несколько мгновений. Повелитель небес не рассердится на него из-за такого пустяка.
– Я хотел спросить… – вновь заговорил он, сперва робко, неуверенно, затем все решительнее и тверже. – Спросить о будущем Мати. У меня недоброе предчувствие. Я боюсь, что с ней может случиться что-то плохое.
Шамаш не сразу ответил. Какое-то время он молча глядел в сторону, всматривался в полумрак повозки, затем повернулся к торговцу. В его взгляде не было осуждения, лишь затаенная боль понимания, сколь сильным бывает это желание узнать грядущее и как жестоко судьба мстит тому, кто оказывается не способен с ним совладать.
– Атсинен, – он называл своих спутников по имени лишь тогда, когда хотел подчеркнуть важность того, что собирался сказать, и потому всякий раз это заставляло собеседника вздрогнуть, насторожиться, целиком уходя во внимание, – не спрашивай о том, что, узнав, страстно захочешь забыть.
– Неужели судьба моей дочери так ужасна…
– Нет. Совсем нет. И тебе это известно не хуже меня, – он заглянул ему в глаза и караванщику в какой-то миг показалось, что Шамаш знает его тайну – то видение, которое, явившись торговцу несколько лет назад, накануне дня рождения дочери, стало звездой, на свет которой он так стремился.
"Чему я удивляюсь? – мелькнуло в голове у хозяина каравана. – Ведь богу ведомо о судьбах людей все, в то время как мы лишь предчувствуем, надеясь и боясь ошибиться".
Но если так. Если ее будущее действительно будет столь прекрасно… Стоило ли ему и дальше продолжать эти расспросы, рискуя прогневать богов, вынуждая их в отместку заметить добрую судьбу злой?
Однако… Любопытство оказалось сильнее голоса разума. Ему хотелось, чтобы не только один миг будущего Мати, открывшийся ему, был радостным, но и все грядущее, вся дорога к нему. А для этого караванщику было просто необходимо очистить тропу от всех преград и бед.
– Шамаш, я не прошу рассказать мне обо всем, но… Мне очень важно, просто необходимо знать, от чего беречь дочку, чего бояться…
Бог солнца взглянул на него с непониманием:
– Почему ты спрашиваешь об этом меня? Разве тебе самому не дан дар предвидения?
– Это совсем не то. Я вижу лишь обрывки – маленькие эпизодики, никак не связанные друг с другом. И, потом, это зрение расплывчатое, надежда, мечта, страстное желание заставляют видеть одно лишь добро, затемняя все остальное сомнением. К тому же в душе живет страх, что свершится не лучшая, а лишь худшая часть предугаданного…
– Знание грядущего – не награда, а кара, – качнув головой, тихо проговорил небожитель. – Мне казалось, что тебе-то это должно быть понятно.
– Только если впереди ждет беда. Если ж счастье – предчувствие только растягивает светлый миг предвкушения на года, позволяя насладиться им сполна.
– Это не так.
– Что – не так? – не поняв, переспросил караванщик.
– Тот, для кого не существует мрака, не увидит и свет. Кого хранят от всех на свете бед, не узнает счастья, даже если оно заполнит собой весь мир.
– Ты говоришь загадками, так, словно что-то скрываешь от меня.
– Возможно.
– Конечно, в мироздании множество такого, что смертному не положено знать…
– Дело в другом. Я хочу, чтобы ты понял все сам. Ведь подсказка, не осмысленная разумом услышавшего ее, не облегчит путь, скорее, наоборот, все еще сильнее запутает.
– Я лишь простой караванщик и…
– Торговец, – прервал его Шамаш, – я не отвечу на тот вопрос, который ты собираешься мне задать, даже если ты спросишь.
– Ты не хочешь… – он опустил голову на грудь. Что же, ему ничего не оставалось, как смириться. Да и кто он такой, чтобы просить, тем более требовать от бога ответа?
– Нет, – качнул головой небожитель. Его глаза, храня спокойствие, смотрели на торговца, ожидая от собеседника не подчинения, а понимания. – Я просто не знаю ответа.
– Не знаешь? – караванщик резко вскинул голову. Это было невозможным! Но, с другой стороны, разве мог он хотя бы на миг усомниться в правдивости Его слов? А потом, когда первый всплеск удивления прошел, чувства немного улеглись, он начал понимать…
"А ведь действительно. Моя дочка еще не достигла совершеннолетия, не прошла испытания. У нее еще нет судьбы, нет четко определенной дороги, подобной тропе каравана, лишь бесконечность просторов снежной пустыни. С ней может произойти все, что угодно, а может не случится совсем ничего! И пока Мати не пройдет испытание, никто, даже величайший из богов не может сказать, каким будет ее будущее, ведь сейчас у нее множество грядущих и, в то же время, нет ни одного.
– Прости, – плечи караванщика опустились, голова склонилась на грудь. – Я все понял. То, о чем я хотел попросить, действительно невозможно… Но…Но может быть… Может быть, Ты скажешь мне хотя бы с какой стороны ждать приближения беды?
– Ты не поймешь, – вздохнув, качнул головой Шамаш.
– Но, великий бог, мне ведь и не нужно понимать! Мне достаточно просто знать, верить: все будет именно так и никак иначе!
– Как, торговец? – Шамаш с грустью взглянул на него, не скрывая, что разговор утомил его сильнее всей дороги и совершенных по пути чудес.
– Не важно… – почувствовав это столь же явственно, как и близость желанной цели, караванщик заторопился, боясь, что все остановится за миг до заветного слова.
– Как раз это важно. Важнее всего. Нет ничего хуже и губительнее неправильно понятого предсказания. Лучше пусть его вовсе не будет, чем…
– Господин! – не выдержав, взмолился хозяин каравана. – Не мучай меня! Особенно теперь, когда я знаю, что ответ на мою мольбу существует! Прости, я всего лишь слабый человек, которому хочется быть или хотя бы казаться сильнее. Не ради себя – ради своего ребенка!
– Будь по-твоему, – видя, что спутник все равно не отступит, сдался Шамаш. – Только, прошу, не ищи в сказанном, того, чего там нет. Не додумывай сам.
Постарайся принять все таким, какое оно есть. Как образ, что ты видишь в своем предвидении, не более того.
– Конечно! Я запомню каждое сказанное Тобой слово и не добавлю к нему ничего от себя…
– Постарайся. От этого очень многое может зависеть.
– Да! Не сомневайся во мне! Я не подведу Тебя, оправдаю доверие…
– Ничто, внушающее страх Тебе, не будет ей опасно, – он говорил медленно, словно позволяя летописцам госпожи Нинтинугге в точности записать каждое сказанное слово в летопись подземного мира.
