Магистр знал: настало его время. Возможно, ему дается последний шанс. Но хватит ли у него мужества открыто выступить против Маркворта? Джоджонаха мало волновали вопросы, которые предстояло решить Коллегии, однако у него были сильные подозрения (и они еще усилились, когда он увидел «спутников» настоятеля Сент-Хонс), что Маркворт воспользуется открывающейся возможностью официально объявить Эвелина еретиком.
Конечно же, у Маркворта имелись союзники, и весьма могущественные. И все равно Джоджонах знал, каким путем велит идти ему совесть, если Маркворт выступит с заявлением против Эвелина.
А если не выступит?
По просьбе Джоджонаха обед ему принесли прямо в келью, постучав один раз в дверь. Он пошел открывать и был немало удивлен, когда увидел Фрэнсиса с подносом в руках.
— Значит, слухи подтвердились, — недовольно пробурчал Джоджонах. — Что ж, поздравляю, безупречный брат. Весьма неожиданно.
Джоджонах взял поднос в одну руку. Другой он держал дверь, явно намереваясь закрыть ее перед самым носом Фрэнсиса.
— Я слышал вас, — тихо произнес Фрэнсис.
Джоджонах непонимающе уставился на него.
— Там, в коридоре, возле камер, — напомнил Фрэнсис.
— Прости, брат, но я не знаю, о чем ты говоришь, — вежливо сказал магистр, отступая на шаг.
Он стал закрывать дверь, но Фрэнсис быстро проскользнул внутрь.
— Закройте дверь, — почти шепотом попросил он.
Первым инстинктивным желанием Джоджонаха было как следует отчитать назойливого молодого монаха, но он не мог просто так отмести заявление Фрэнсиса. Поэтому магистр закрыл дверь и сел на койку, поставив поднос с едой на столик.
— Я знаю, это вы предали нас и впустили налетчиков, — прямо сказал Фрэнсис. — Я до сих пор не решил, кто же открыл вам ворота и потом закрыл их за вами. Браумин Херд здесь ни при чем, это я проверил.
— Возможно, их впустил сам Господь Бог, — бесстрастным голосом произнес Джоджонах.
Похоже, шутка не слишком понравилась Фрэнсису.
— Впустил не только их, но и вас тоже, — глядя прямо на магистра, сказал он. — До того как потерять сознание, я слышал вас. Поверьте, я узнал ваш голос.
Улыбка на лице Джоджонаха сменилась насупленным, решительным взглядом.
— Зря вы не позволили тому человеку убить меня, — сказал он.
— Тогда бы я оказался похож на тебя, — тихо возразил магистр. — А это, боюсь, было бы хуже любого наказания, страшнее самой смерти.
— Откуда вы узнали? — настоятельным тоном спросил Фрэнсис.
Дрожа от гнева, он приблизился к Джоджонаху, словно намеревался ударить его.
— Узнал о чем? — спросил магистр.
— О том, что я убил его! — выпалил Фрэнсис, отступая назад и тяжело дыша. — Греди Чиличанка. Откуда вы узнали, что именно я убил его на обратном пути?
— Я не знал, — ответил удивленный и возмущенный Джоджонах.
— Но вы же говорили, — запротестовал Фрэнсис.
— Я говорил о твоем поведении, а не о конкретных поступках, — перебил его Джоджонах.
Он видел, что новоявленный безупречный буквально раздавлен.
— Не имеет значения, — произнес Фрэнсис, махнув рукой. — Это был несчастный случай. Я сам узнал не сразу.
Джоджонах понял, что безупречный не верит его словам, и воздержался от расспросов. Фрэнсис шатаясь, вышел из кельи.
Глубоко захваченный словами Фрэнсиса, Джоджонах даже не притронулся к еде. Он понял, что его ждет, и вернулся к молитвам. Он исповедовался перед Богом с искренностью обреченного и просил о водительстве свыше.
Коллегия открылась длинной и скучной церемонией перечисления собравшихся настоятелей и прибывших с ними магистров. Все эти помпезные и пустые речи вполне могли растянуться до рассвета. Открытие было единственным заседанием Коллегии, на которое допускались все монахи данной обители. В громадном зале Санта-Мир-Абель собралось более семисот братьев. Здесь же находились гвардейцы из «Бесстрашных Сердец», сопровождавшие настоятеля Джеховита.
Джоджонах сидел на задних рядах, поближе к выходу. Он пытался следить за Марквортом, который после вступительной молитвы и приветственной речи удалился в конец зала. Церемония продолжалась. Джоджонаху несколько раз представлялась возможность незаметно выбраться из зала. Интересно, как далеко он сумеет уйти, прежде чем Маркворт и другие сообразят, что он скрылся?
Это было бы самым простым решением.
Джоджонах думал, что ночь так и пройдет в цветистом пустословии, и предвкушал, как проведет еще один долгий день, молясь у себя в келье. Однако незадолго до рассвета Маркворт вновь занял главное место.
— Есть одно дело, которое нам надлежит решить до того, как мы отправимся на отдых, — начал отец-настоятель. — Дело, о котором должны услышать и узнать все молодые братья, прежде чем им велят покинуть Коллегию.
Джоджонах вскочил с места и двинулся к первым рядам, идя по центральному проходу. Он специально пошел таким путем, чтобы пройти мимо Браумина Херда.
— Слушай внимательно, — шепнул он, наклонившись к Браумину. — Записывай себе в память каждое слово.
— …Для всех вас не секрет, что Санта-Мир-Абель, равно как и весь наш орден, уже несколько лет, словно от чумы, страдает от ужасного преступления. Вся злокозненная глубина этого преступления проявилась в пробуждении демона-дракона и последовавшей за ним ужасающей войне, принесшей нашим землям столько горя и страданий, — громко и напыщенно говорил Маркворт.
Джоджонах продолжал медленно идти к передним рядам. Многие оборачивались, узнавая его, за его спиной слышались перешептывания. Магистра это не удивляло: он знал, что его симпатии к Эвелину не являются тайной и за пределами Санта-Мир-Абель.
Он увидел, как гвардейцы — послушные марионетки в спектакле Маркворта — встали сбоку и вытянули шеи.
— Вы слышите наиболее важное заявление, какое только возможно во время нынешней Коллегии Аббатов, — гремел Маркворт. — Итак: человек по имени Эвелин Десбрис открыто и официально объявляется преступником по отношению к церкви и государству.
— Это обвинение в ереси, отец-настоятель? — спросил настоятель Джеховит, сидящий на первом ряду.
— Ничуть не меньше, — подтвердил Маркворт.
Во всех концах зала зашептались; одни одобрительно кивали, другие, наоборот, качали головой. Настоятели и магистры, наклонившись, переговаривались между собой.
Джоджонах проглотил подступивший к горлу комок, понимая, что следующий шаг подведет его к краю пропасти.
— Не тот ли это Эвелин Десбрис, который в свое время был удостоен высших почестей, какие только существуют в Абеликанской церкви? — громко спросил он, обращая на себя внимание всех собравшихся и прежде всего — Браумина Херда. — Разве не сам отец-настоятель Далеберт Маркворт назвал Эвелина Десбриса Приготовителем священных камней?
