Так я нашла Юлю.
Она была чем-то на тебя похожа. Нет, не внешностью и даже не характером, а чем-то… Не могу точно сказать. Она была как-то с тобой СВЯЗАНА. Это сейчас я знаю, что такое паутина, а тогда я просто ощутила, как натянулись и запели какие-то невидимые струнки, и я поняла, что ещё вернусь к этой девушке.
Что люди любят в городе? Парки, театры, широкие проспекты, скверы, клумбы? Или, может, фонарные столбы? Неоновые вывески? У каждого свой вкус. Что касается меня, то мне всегда больше всего нравились крыши. Улицы — это душное и тоскливое дно, небо оттуда почти не видно, а вот крыши… Свобода. В звёздную ночь там бывает очень красиво. Вокруг мерцает море городских огней, окна соседних домов гаснут одно за другим, и нет в городе лучшего места для размышлений. Крыша — для кошек, птиц и таких одиночек, как я.
А ещё, как оказалось, для несчастных, изнасилованных своим отчимом и игнорируемых матерью девушек.
Облюбовав себе уютную крышу, я опустилась на неё и устроилась, чтобы посчитать звёзды, как вдруг учуяла запах человека. На крыше я была не одна: моей соседкой оказалась печальная и поникшая девичья фигура с распущенными волосами. Она ещё не видела меня, а я уже знала о ней всё.
Разговор начался банально.
— Привет.
— Привет…
— Что ты тут делаешь?
— Сижу… А ты?
— Тоже.
Мы обе засмеялись: как будто то, что мы сидим, и так не видно! Исходящее от неё тепло уменьшило боль в груди, и я придвинулась к ней ближе.
Да, общением с Юлей я пыталась заглушить боль, которую мне причиняла связь с тобой, и мне это удавалось, пока ты снова не появилась на горизонте. От Юли начало пахнуть тобой, и в груди заныло сильнее. Как это сводило меня с ума! Она перестала приносить мне радость, и то, от чего я сбежала, снова нашло меня. В этот момент я ненавидела тебя.
Звучит невероятно? Да, моя белокрылая судьба, я ненавидела тебя и хотела от тебя освободиться, я хотела в кои-то веки жить своей жизнью, видеть свои сны, ждать не тебя и искать не тебя. Я столько лет жила ожиданием твоего прихода, что, кажется, потеряла саму себя… Где оно, моё «я»? Растворилось? Стало твоей тенью? Придатком?
А я хотела быть СОБОЙ, понимаешь?
Это сейчас я осознаю, что пыталась бороться с тем, что победить нельзя, но тогда мне хотелось наконец оторваться от тебя и зажить собственной жизнью… Я уже и забыла почти, как это — жить ею.
Я пыталась мечом отсечь себя от тебя. Мы встретилась в моём любимом фьорде, и я бросила тебе оружие.
— Брось, Эйне, мы не в средних веках, — сказала ты.
Дело было не во времени, в котором мы находились. Ты испортила Юлю, и она перестала быть моим обезболивающим. То и дело её мысли, устремлённые к тебе, кололи мне душу, как раскалённые спицы, и я стискивала зубы, чтобы сдержать стон. В том поединке я проиграла, хотя моя нога стояла на твоей груди, а мой меч касался острием твоей шеи. Ты оставила Юлю, но она перестала быть моей. Она была уже не той, что раньше, и я не видела смысла в том, чтобы ещё и породниться с ней кровью, превратив её в хищницу, когда она попросила меня об этом. Зачем мне ещё одна связь, ведущая в никуда? И я перепоручила Юлю Оскару, а сама осталась одна.
Я хотела летать вольной птицей, и небеса раскрывали мне объятия, но невидимая нить держала меня, как бумажного змея. Я рвалась на свободу, мечтая вырезать у себя сердце, так как мне казалось, будто именно к нему один конец этой нити и привязан. А потом ты попала в Кэльдбеорг.
Однажды я проснулась без боли в груди. Точнее, она так ослабела, что почти не ощущалась. Я должна была бы радоваться… Не поверишь, но вместо этого я испугалась! Связь пропала… Я не чувствовала тебя больше, и страшная догадка засела ледяным комом в моих кишках. Это могло означать одно из двух: либо тебя нет в живых, либо ты в анабиозе. Кэльдбеорг возвышался на туманном острове среди океана тёмной холодной громадой и запросто мог погасить в своих стенах тёплую искорку твоей жизни. И значит — Октавиан победил?
Нет! Так не должно было случиться!
Ливень хлестал такой, будто плотины на небесных хлябях просто повышибало водяным напором — авария, не иначе. Вода с моих волос текла за воротник кожаного жакета, струясь по спине, когда я нажимала на кнопку дверного звонка особняка Оскара. Мне открыл дворецкий.
— Господин Оскар сейчас занят важным деловым совещанием… — попытался он меня задержать. Говорил он, двигая губами, как жующий траву баран, да и выражение глаз у него было баранье.
Я просто отодвинула его в сторону:
— Да мне плевать. У меня дело поважнее всех его совещаний.
— Но я должен доложить хозяину! — всполошился овцегубый дворецкий.
— Нет нужды, — бросила я через плечо, уже поднимаясь по лестнице.
Подходя к двери, я слышала гул спокойных мужских голосов. Кабинет был уютно озарён светом настольной лампы, блестели золотым тиснением корешки книг на полках. Оскар сидел за своим просторным столом, перед которым расположились в креслах трое незнакомых мне хищников в деловых костюмах. Воздух был сизым от дыма сигар. Беседа прервалась, и все посмотрели на меня.
— Оскар, мне надо кое-что тебе сказать, — объявила я без лишних церемоний.
— Гм, гм, — сказал Оскар, а трое его собеседников не без любопытства разглядывали меня. Вид у меня, конечно, был тот ещё: мокрая с головы до ног, с лицом как у покойника, да ещё и без стука ворвалась, нарушив уютную атмосферу их мужской компании.
— Это касается Авроры, — добавила я.
Оскар, двинув бровью, поднялся из-за стола.
— Господа, я вынужден вас покинуть буквально на несколько минут, — сказал он.
Он взял меня под локоть, и мы с ним перешли в библиотеку. Там, наедине со мной, его напускная сдержанность улетучилась, и он спросил с беспокойством:
— Ну? Что случилось?
Я объяснила ему, что перестала чувствовать тебя, и что это не могло означать ничего хорошего.
— Она либо на грани смерти, либо уже… — Я осеклась и умолкла: в глазах Оскара разверзлась тёмная ледяная бездна.
— Нет, — перебил он. — Этого не может быть. Она жива.
— Если и жива, то скоро может покинуть этот мир, — сказала я. — Надо пробиваться в Кэльдбеорг и спасать её.
— Мы пока не обладаем достаточными ресурсами и весом… — начал Оскар, но запнулся и перешёл с канцелярского языка на обычный: — В общем, штурмовать Кэльдбеорг мы не можем. Это война. А в данный момент мы к ней ещё не готовы.
— Значит, надо пробиваться к ней на свидание, — ответила я. — Надо что-то делать, Оскар! Её жизнь может быть в опасности. Придумай что-нибудь!
— Хорошо. Ты права. — Оскар опустился в кресло, сосредоточенно глядя перед собой и потирая пролёгшую между бровей напряжённую складочку.
