— Так это и есть знаменитая корона Рийского царства?! — вскричал Бургежа. — И вы молчали два дня? И ни слова не сказали? Вы понимаете, что утаили сенсацию?!
— Нет.
— Какая же вы после этого…
— Нет.
Бургежа подумал минутку.
— Вообще-то да.
— И они вот так, издалека, на бегу, узнали этот наконечник? — не поверил Юлейн.
— Думаю, они сперва обратили внимание на поведение господина Крифиана, — раздался мягкий баритон графа да Унара. — Грифоны, поступая к кому-нибудь на службу, обычно кладут на землю перед нанимателем свой штандарт и приносят клятву.
— Да, верно, — сказал Зелг. — Я отлично помню.
— Но голову они склоняют только перед Рийскими царями. Белые грифоны — выходцы с континента Корх. Они служили царям минотавров еще во времена создания Алайской империи, разумеется, если верить легендам. Но, мне думается, теперь этим легендам можно верить.
— Да, — подтвердила дама Цица.
— А вы, граф, как всегда, все знали, но молчали, — не утерпел Юлейн.
— Да, — не стал возражать граф. — Это не моя тайна и у меня не было полномочий ее разглашать. И когда они увидели склоненную голову господина Крифиана и традиционный жест дамы Цицы, приветствующей высшего по званию, они присмотрелись к его…
Раздалось громкое гневное фырканье.
— …превосходительству, — сердито закончил граф. — Увидели знаменитый наконечник и поняли, кто стоит перед ними. Ну, и начали чествовать и славить.
— Это все маменька, — нажаловался Такангор, возвращаясь к ошеломленным друзьям. — Ее козни, в смысле, конечно, материнской заботы и наследства подрастающему поколению.
— А вы, ваше…
Минотавр всхрапнул. Кольцо в носу покрылось испариной.
—… превосходительство, — поинтересовался Юлейн. — Вы-то наверняка знали, что они остановятся?
— Конечно, нет, — с великолепной простотой отвечал Такангор.
Сражение выигрывает тот, кто твердо решил его выиграть
Лев Толстой
* * *
Обретшие законного царя, счастливые минотавры немедленно поступили под его командование и с невероятным энтузиазмом бросились истреблять фьофьорли, чем существенно облегчили жизнь зверопусам. Бургежа, не утерпев, кинулся за ними в гущу битвы делиться потрясающей новостью со всеми, кто попадался на пути. Кто-то охал, кто-то ахал, кто-то заламывал свободную от фехтования руку. Сиреневый огурец, обладавший, как мы помним, дополнительными клешнями, смог даже поаплодировать в знак восхищения, не отрываясь от поединка со своим противником. Наскоро введенный в курс дела Бригадный Зверопус Первой категории не выказал никакого удивления.
— Когда мы на это созерцаем, — пояснил он, — мы видим закономерное истечение того, что надлежало быть, и спокойно созерцаем на это дальше. Однако, я судьбоносно изучил «Песнь про деву» и испою ее нынче ночью в честь победы и генерала.
Прикопс, давая интервью, высказался короче, но по смыслу аналогично:
— Зная мадам Мунемею, — заметил он, — я совершенно не удивлен. Напротив, теперь становится понятно, откуда у нее такие глубокие ботанические познания.
И снова занялся избиением Рыцарей Тотиса, деловито помахивая Граблями Ужаса.
Намотавшись, Бургежа плюхнулся на что-то крупное и подвижное (оказалось, на монстра Ламахолота) и завел глаза. Он ощущал смертельную усталость и неземное блаженство. Пухлицерская премия виделась ему теперь мельчайшей из жемчужинок в блистающем ожерелье наград, которые ожидали его после издания документального романа «Ключ к Нилоне». Он уже знал, что предложит себе как автору пятьдесят процентов дохода от продаж, а себе как издателю пятьдесят процентов дохода от продаж, и тем самым поставит точку в этом бесконечном споре.
Оказалось, что на монстре Ламахолота он сидит не один: с другой стороны могучей шеи его с интересом разглядывал Мардамон.
— Что там за переполох был? — спросил он озабоченно. — Я как раз хотел пробиться в крепость, потому что там собралось много потенциальных жертвователей. Я рассуждал так — в ожидании неминуемой гибели и оставшись без ворот, они станут щедрей, сговорчивей и согласятся участвовать в кровавых ритуалах. К тому же, я привлек бы к процедуре настоящего монстра, — и жрец нежно погладил чудовище по плоской голове. — Но, увы, мы не смогли протолкаться. Так, что вы говорите, там случилось?
— Это не я говорю, это вы говорите, — проскрипел Бургежа, вновь обретая силы, голос и вздорный характер. — Там Такангор сейчас стал царем.
— Жертв жаждет? — деловито спросил жрец.
— Как всегда.
— Значит, опять обойдется без нас, — вздохнул Мардамон.
В этот момент взгляд эльфофилина упал на две крохотные фигурки верхом на осле. Карлюза с Левалесой отловили в рядах сражающихся Харригана и что-то ему горячо втолковывали. Минотавр заворожено кивал головой.
— А я, пожалуй, куплю у них пару акций этих грибных плантаций, — неожиданно сказал Бургежа.
— Я тоже куплю. И не пару, а пару десятков, — согласился Мардамон. — Денег одолжите? Нет? Я так и думал. А если я напишу вам статью про таинства жертвоприношений?
Пока на поле боя зарождалось акционерное общество, Такангор препирался с владельцем древнеступа.
— Я могу теперь спокойно повоевать?! — вопрошал Юлейн, потрясая длинным двуручным мечом и пугая древнеступа резкими взмахами. — Вам хорошо, вы за время этой битвы не только покрыли себя в очередной раз неувядающей славой, но и стали полноправным царем! А я не заслужил никакой картины.
— Какой картины? — изумился минотавр.
— Ну, вот смотрите, вас вполне можно писать в исторический момент: вы стоите во главе передового отряда, на заднем плане — атакующие минотавры, рядом — белый грифон со склоненной головой. Ваш хвост летит по ветру, кисточка героически растрепана, фигура дышит непобедимостью. Запечатлен самый прекрасный и драматический, можно сказать — кульминационный момент дня, когда тем, кто на картине, еще неясно, что будет дальше, а зритель охватывает взглядом больше, чем нарисовано, зная развязку. А я не навоевал на такую картину. И что — вы хотите, чтобы я опять смотрел на свояченицу?
Такангор не понял про свояченицу, зато он, в отличие от Юлейна и зрителей, знал другое.
— Это не самый кульминационный момент, ваше величество. Развязка только грядет.
И обернулся к Зелгу.
— Вы никогда не играли в домашнем театре, милорд?
— В студенческом, — застенчиво ответил Зверопус Второй категории. — Исполнял роль Страдания в знаменитой трагедии «О любви, разлуке и невыносимых страданиях благородного Лионеля и прекрасной Вивионы и их радостной, но бессмысленной встрече на закате лет». Говорят, не без успеха.
