Ведь если мы отдадим сына негодяя, другим родам не придется тянуть жребий, чтобы выбрать одного из своих! Думайте, племя! Решайте! Я жду!
Давид окаменел. Его душила ярость. Потому что он знал, что решат люди.
До чего же хитра эта сволочь! И ведь ничего нельзя поделать! Даже если он сейчас вонзит в него копье — всего лишь станет еще одним преступником, но ничего не изменит.
То же чувство охватило и старого шамана. Ной был слаб и опустошен, и на новые фокусы сил больше не было. Этот бой выиграть он не мог.
Нахор рассчитал все правильно. Люди решили так, как он и предполагал. Зачем выбирать кого-то из «своих», если можно отдать чужого? То, что этот «чужой» на самом деле свой — было не важно, это только повод. Повод спастись за чей-то счет. Пусть ты умрешь сегодня, а я завтра.
Предательство. Величайший порок человечества.
Человек, которого звали Сатанаил, десять тысяч лет, из года в год, из века в век видел этот порок. Но сейчас он лежал, придавленный телом друга, и видел его в первый раз…
…И он проклял племя. Проклял людей. Проклял за свое малодушие. За рабство собственных желаний и страстей.
За то, что приняли именно ТО решение.
Тахра сопротивлялась до последнего. Ее держали четыре воина (из пришлых, конечно), но она все равно справилась и бросилась к ребенку.
Наверное, это получилось случайно. Наверное, тот воин все же решил просто остановить ее. Но его копье вошло глубоко в грудь черноволосой женщины…
…А в насмешку над всем этим, далеко-далеко с юга, из лесов, которые еще не скоро станут самой большой в мире пустыней, на север ползли тучи. Они были огромны и дарили земле на своем пути влагу и благодать. Они были образованы при участии многих вещей: океанских течений, зон повышенного и пониженного давления, атмосферных фронтов и много чего еще. И им не было никакого дела до суетящихся на земле человечков…
* * *
Дождь все лил и лил. Небо озаряли всполохи молний. Струи воды стекали по лицу, по одежде, лились за воротник. Колени утопали в жидкой грязи. Частые громовые раскаты оглушали. Он поднял лицо вверх, к небу, и что было силы яростно закричал.
— Что! Доволен? Вот он я! Ты победил! Ты сломил меня, забрав все! Что сделаешь теперь?
Небо молчало.
— Убей! Давай, убей меня!
В ответ над головой прогремел громовой раскат.
— Не убьешь! Знаю! Чувствую!
— Слабак!
Сидящий в луже у дороги юноша зарыдал. А сверху все лили и лили дождевые струи.
— И это будет твоей главной ошибкой! Слышишь? То, что ты не убил меня — будет твоей главной ошибкой!
Потому что я доберусь до тебя! Я заставлю тебя заплатить за все то горе и зло, что есть на земле по твоей вине! ТЫ ЕЩЕ ПОЖАЛЕЕШЬ, ЧТО СОЗДАЛ ЭТОТ МИР!
Я, Сатанаил из племени Юду, я отомщу тебе! За Тахру! За сына! За племя! За всех людей, страдающих из-за тебя! Клянусь…
* * *
Одна за другой все четыре машины вылетели с Каширки на скоростную М4, сразу же увеличив скорость со ста двадцати до двухсот. Видимо, это был далеко не предел, «Мерины» могли лететь и гораздо быстрее, но такая скорость была уже ни к чему. Через тонированные стекла окружающая действительность проносилась просто пугающе. Я снова представил себе вес броневика, и предпочтя не портить нервную систему, отвернулся. Тем более, что господин Смирнов сидел совершенно спокойно. Возле МКАДа нас попытались подрезать, но автоматные очереди из головной машины и двух замыкающих быстро всех убедили, что связываться с нашей колонной не стоит.
Собравшиеся на пустыре автомобили разъехались по городу, и одновременно, по общему сигналу, начали прорывы во всех направлениях, по всем главным автострадам Москвы. Естественно, помешать ВСЕМ орден просто не мог. Для такого количества прорывов у него банально не хватит ни людей, ни техники.
Но ордену были нужны не темные. Им были нужны именно мы с Настей. Поэтому мы играли на опережение: пока там поймут, что к чему, пока вышлют полноценную погоню, мы должны быть уже далеко.
Вдвоем даже с совершенно здоровой Настей мы бы из города не выбрались. Я наконец отдал себе в этом отчет и поблагодарил Судьбу (Святого Духа? Что же это все-таки такое?) за вмешательство.
Да, сегодня погибли люди, многие из которых к колдовским войнам никакого отношения не имеют. Но я не могу брать всю вину за это на себя.
Пророчество. Большая Игра Сил. Некто и Нечто стягивает узел вокруг меня все плотнее и плотнее, и у меня остается все меньше и меньше возможности влиять на свою жизнь. Самое главное — это не орден. «СпаС» просто борется с древним пророчеством. Другие, потусторонние силы ведут за меня борьбу.
Для чего? Не знаю. Как говорит Макс, знал бы прикуп, был бы в Сочи. Пожалуй, даже само по себе это главное открытие на сегодняшний день. Это тайна, которую, следуя Эллиной концепции, поведал мне Изумрудный Город. И теперь, как бы мне ни не хотелось, я вынужден буду стать в этой Игре активным персонажем, фигурой, если хочу влиять хоть на что-то. Потому как истинно мой, не зависящий ни от кого Выбор свелся к вопросу: хочу я жить, или не хочу.
А я хочу. Я устал быть маленьким мальчиком в тени древнего пророчества, затмившего всего меня, определяющего мой жизненный путь. Я человек, который может принимать решения, который может прогнуть этот мир под себя, каким я бы ни был раньше. Не зря же их жребий распорядился именно так. Сложно? Да, будет сложно. Трудно. Возможно, придется научиться многим вещам, вызывающих сейчас неприятие и отторжение. Например, научиться убивать. Но это придется сделать. Я это чувствую. И я готов.
Я повернулся к теперь уже бывшей подопечной. Та сидела бледная, сложив руки на коленях. Глаза невидяще смотрели куда-то вперед. Я хотел ее немного приобнять, чтобы успокоить, но передумал. Ей сейчас не до меня.
Кто она? Друг? Враг? Союзник? Да, нас многое связывает, но это «многое» имеет чисто физическое происхождение — общая смертельная угроза. А потом? Что будет потом? Какую роль сыграет она в намечающейся игре? Смирнов? Ведь он до сих пор не сказал, что ему от всего этого нужно.
— Госпожа Никитина — подал голос маг с переднего сидения — будьте добры, избавьтесь, пожалуйста, от телефона и других орденских средств связи. Это необходимо для вашей же безопасности.
Водитель в маске рядом с ним напряженно смотрел на дорогу и за всю поездку не проронил ни слова.
Настя послушно открыла сумочку, которая каким-то чудом не потерялась во всех перипетиях сегодняшнего вечера и ночи, вытащила тоненькую раскладную «Моторолу», приоткрыла окошко, из которого тут же начал свистеть ветер, и вытолкнула наружу. Заколдованная гарнитура полетела следом.
