— О, ещё одна славная победа для Тиберия! — усмехнулся Ламберт.
Его мало интересовали турниры сами по себе, но когда речь шла о собрании знатных иностранцев — кронпринцу делалось интересно, безусловно.
— Зачем же вновь для Тиберия… быть может, и Бернард наконец блеснёт? Ведь барон прекрасно тебя подготовил, правда?
Нажил Бернард кое-какой турнирный опыт в Вудленде, однако идея явить свои рыцарские навыки свету на таком грандиозном событии вызвала в нём лёгкую робость. Которую, впрочем, вполне удалось и скрыть внешне, и быстро подавить внутри.
— Я выступлю, конечно! — заявил он.
— А я, конечно, воздержусь. — сказал кронпринц. — Но поболею за братика. И даже поставлю на него!
— Молодцы! Вы уже обедали?
— Нет.
— Не-а.
— Извольте трапезничать с нами, пожалуйста. Отец желал о чём-то поговорить, государственные вопросы… а мне просто будет приятно. Нынче состряпали такую гусиную печень — о, вы даже не представляете, я от запаха чуть не умерла. Это гуси Комблтона, лучшего откорма. А маркиз Бомонт привёз вино его прекраснейшего за десять лет урожая. Вам понравится!
В еде матушка знала толк: просто удивительно, как при таком гурманстве оставалась безупречно стройной. Стирлинг — не Балеария, которой двадцать лет правит королева. Вилда всегда была избавлена от чего-либо, не связанного с прелестями придворной жизни. Балдуин как принял на себя ношу судеб королевства, так и нёс её по сей день совершенно безраздельно, лишь кое с кем из пэров советуясь. Но стоило отдать должное: двору Вилда была прекрасной хозяйкой.
Хоть Бернард часто скучал по Фиршилду, скучал по своему воспитателю, своему лучшему другу и своей первой да единственной любви — но успел уже ощутить, что его истинный дом всё-таки здесь. И случилось это именно благодаря матери.
Оставалось лишь гадать, думает ли так же Ламберт. Но от предложения Вилды кронпринц не отказался.
***
Эбигейл испытывала забавное чувство: будто она нынче в замке охотится, как принцы недавно охотились в лесу. Только вместо зверя теперь — Ламберт, подловить которого в нужный момент да в нужной обстановке всё никак не получалось. Прекрасный молодой повеса жизнь большими глотками пил: у такого и на маркизу Бомонт время не всегда отыщется, сколь ни жаль.
Арчибальд сгинул в компании душных вояк — к великой радости леди. Амори тоже оставил её в покое, занявшись привычным делом: ходить меж равных себе, хорохориться да зоб раздувать попусту. Ну и слава Творцу Небесному!
Прохаживаясь по уже полному гостей замку с веером в одной руке и бокалом в другой, раздавая каждому улыбки и некоторым постреливая глазами, Эбигейл наконец заприметила Ламберта. Тот, видимо, обедал с королём и королевой — надолго пропал из виду, а теперь по обыкновению норовил улизнуть из замка, да пока не мог. То один дворянский сын желал о чём-то побеседовать с ним, то другой молодой лорд, только что унаследовавший титул.
Выследив кронпринца в лабиринте залов и коридоров бламарингской твердыни, Эбигейл не очень-то порадовалась одной детали. Вот показался наконец из-за угла кронпринц — а вон там, во внутреннем дворе, откуда Ламберт появился, блеснула на солнце знакомая лысина.
Люка, побери его Нечистый. Если он всё-таки играет с Эбигейл в одну игру на балеарской стороне, то это просто возмутительно — почему не объяснить суть партии? Только голову морочит! А если он — противник или хотя бы совсем иной игрок, то это значительная проблема. Которую маркиза до возвращения из Балеарии несколько недооценивала. Ещё хуже, если сам канцлер не вполне её осознаёт…
Подловить Ламберта оказалось трудно, но уж если попался мужчина в паутину очарования Эбигейл — так просто не уйдёт. Как раз способность Люки запросто делать это раздражала. Ну а Ламберт… Улыбка, реверанс — в котором Эбигейл отлично умела ненавязчиво обратить мужское внимание на вырез платья, да пара ни к чему, казалось бы, не обязывающих жестов… И всё. Она уже безраздельная хозяйка внимания собеседника.
Насчёт Люки маркиза решила ничего не спрашивать. А первые фразы вообще мало что значили — так, ритуальный обмен любезностями. Затем Ламберт сам имел неосторожность спросить про Амори и Арчибальда. Прекрасное начало!
— Ах, любезный кронпринц! Молю: спасите от скуки, которую дела мужа с деверем нагоняют. Вы же знаете, сколь бесконечно я далека от всех этих разговоров про политику, торговлю и войну. Уж особенно про войну!
— Вы-то скучаете в нашем замке? Не поверю! За ваше общество тут половина на дуэли сойдётся!
— Меньше всего желаю быть причиной дуэлей. По счастью, вас-то на поединок вызвать никто не посмеет, правда?
— В том моё счастье.
— Да бросьте. Не поверю, будто вы дурно фехтуете.
— Как сказать? Я знаю, с какой стороны берутся за меч. Слышал, что колоть полагается острым концом. На этом практически все мои фехтовальные познания исчерпываются. Славный брат вашего мужа от меня бы в момент мокрого места не оставил.
— Вы скромничаете, уверена. Впрочем, я никогда не считала способность к схваткам главным качеством настоящего мужчины.
А то не вышла бы замуж за такого тюфяка, мысленно добавила Эбигейл. И сразу вспомнила, как канцлер Сантьяго фехтовал с тем невзрачным молодым человеком, на поверку оказавшимся ну просто выдающимся мастером: даже слабых представлений маркизы о бое на клинках хватило, дабы это оценить. Лукавила она, конечно. Мужчины, владеющие оружием — это всегда ой как притягательно! Жаль, что Арчибальд — младший сын Анри Бомонта, и титул достался не ему.
Ламберт опять невольно подыграл ей сам.
— Думаю, отцовские пэры не согласятся с таким мнением.
— Ох, увы: я точно знаю, что они со мной в том не согласны. Поговаривают, знаете, в кругу пэров…
— Что же поговаривают?
Да уж, Ламберт — не Люка и не канцлер. Наживку хватает только так. Эбигейл изобразила, будто очень смущена из-за случайных, нежеланных слов.
— Ах, Ваше Высочество… Не важно. Я просто что-то, быть может, слышала по случайности, пока маркиз вёл деловые беседы. Но к чему придавать этому значение? В конце концов, я всего лишь женщина. Плохо понимаю все эти мужские разговоры и не должна, вообще-то, их подслушивать. Но вы же знаете женщин, правда? Любопытные мы создания, не в меру любопытные. Такова уж природа.
Интерес Ламберта, конечно, лишь разгорелся пуще. Он даже помотал головой, осмотрелся: не слышит ли их кто? Ах, какой милый мальчик! До чего с ним просто!
— И всё-таки. Поделитесь.
— Вы ставите меня в неудобное положение, Ваше Высочество.
Ламберт подмигнул. Ох, этот дамский угодник в себе уверен — только не на тех дамах учился.
— Ну… Я знаю женщин, в этом вы правы. Знаю, в какое… положение их можно поставить, а в какое не стоит.
— Вы совсем меня смущаете… — маркиза постаралась слегка покраснеть, хоть не была уверена, что это возможно подделать.
Потом она вспомнила утреннюю пылкость старичка Амори, представила Ламберта на его месте и, похоже, достигла цели. Натурально вышло.
— Не тушуйтесь, маркиза. Надеюсь, я не перешёл границы дозволенного?
— Нет, что вы! Ваше Высочество, как вы даже подумать могли подобное… Где же лежат границы для будущего короля? Дозволенное ему, думаю, и пределами земель Стирлинга не ограничено. Но… если позволите леди маленькую дерзость…
— Я позволю вам всё.
— …тогда я посмела бы спросить, почему вы так настойчивы в этой сущей мелочи?
— Что ж, откровенность за откровенность, и в этом принципе буду первым. Я не впервые слышу о разговорах пэров насчёт своих качеств и своего будущего правления. Даже не впервые за… самое недавнее время.
Вот оно что. Нетрудно догадаться, от кого ещё Ламберт слышал это в «самое недавнее время». Если точнее — пару минут назад. Не теряет Люка времени даром, и его игра правда похожа на ту, которую канцлер завёл. Похожа. Это ещё не значит, что Эбигейл с Люкой на одной стороне. Тем более учитывая странный визит к церковникам.
