— Тохта! Да ты с ума сошел! Арбалетных болтов всего пять, а если б вурдалаков больше было? Шесть или семь? Что б ты делать стал? Да они бы тебя в клочки растерзали!
Кобольд сел — предусмотрительно устроился за машиной, чтоб никто из случайных прохожих не увидал — и почесал за ухом.
— Шесть или семь? Гм… об этом я не подумал, — честно признался он.
— Он не подумал! — проворчал недовольный Дарин и полез в кусты — искать вместе с Тохтой серебряный болт.
Отыскался он не скоро: лежал себе, зарывшись в прошлогоднюю листву, хорошо, что Тохта все же учуял. Сунул находку в карман и поплелся вслед за Дариным к подъезду, не забывая поглядывать по сторонам: мало ли что! Когда поднимались по лестнице, Дарин проговорил:
— Ладно, бесстрашный и опасный кобольд-одиночка, рассказывай, как дело было!
Тохта для приличия поотнекивался, мол, так, ничего особенного, но потом вошел во вкус: поведал все в деталях, даже про то, как с убитым вурдалаком поступил — как и полагается по законам племени.
Только приступил к обстоятельному описанию этих самых законов, как Дарин остановился и, покосившись на идущую впереди Гингему, прошипел:
— Тохта! Ты давай без кровожадных подробностей! Она все-таки женщина преклонных лет…
Гингема резко остановилась.
— А ну-ка, повтори! — потребовала она, испепеляя взглядом бывшего студента.
И Дарин тут же заткнулся и больше не мешал кобольду рассказывать.
…Устроившись за письменным столом, Тохта внимательно исследовал предметы: пергамент, мешочек, полный земли с перекрестка, коробку с ножницами. Пакет с сажей он и обнюхивать не стал — и так все ясно. Спрыгнул со стула, направился к миске, доел последний кусок рыбы, потом вытащил из рюкзака Дарина свои листки с жизнеописанием отважного кобольда-одиночки, фломастер и задумался: как бы получше описать недавнюю схватку с упырями?
Между делом, прислушивался к разговору Дарина и Гингемы: те рассуждали о том, как бы добыть последний ингредиент. Тохта сморщил нос. Добыть недостающий компонет можно было только одним способом и он сам этот способ и предложил. Сам, собственными силами, разработал план и поведал о нем Дарину и Гингеме. Ни тому ни другому план не понравился, но Тохта знал — другого выхода не было. Ему и самому не очень-то эта затея нравилась: хорошо, если сработает, а если нет? Кобольд тряхнул головой — об этом лучше было не думать. Но как прикажете не думать, когда мысли так и лезут в голову?!
Тохта прихватил листки и направился к столу, за которым сидели Дарин и Гингема.
— Ну, ребята, сказала Гингема, подливая себе чаю. — Можно сказать, вы сегодня оба получили боевое крещение?
— Точно, — откликнулся Дарин. Он осторожно перекладывал в рюкзак вещи, необходимые для проведения ритуала. — И что? Радоваться по этому поводу как-то не хочется.
Кобольд вспрыгнул на стул и внимательно уставился на приятеля — догадывался, что у того на душе неспокойно.
— Гингема права, тот, кого ты убил, уже не был человеком, — принялся втолковывать он Дарину. — А если он не человек, что переживать?! Ну, застрелил, и что?!
Дарин многозначительно покосился на штабеля с дисками, что виднелись возле телевизора.
— А вдруг мне так понравится убивать, что я стану маньяком?! Знаешь, сколько фильмов про это снято? Живет себе человек, живет, потом, в один прекрасный день убивает кого-нибудь… чисто случайно, ну, бывает же такое? И после этого — раз! И одним маньяком больше.
— И не надейся, — отозвалась Гингема, окинув его скептическим взглядом. — Посмотри на себя в зеркало, какой из тебя маньяк? Давайте-ка лучше прикинем, какое место теоретически может подойти для ритуала.
Кобольд почувствовал, как сердце у него словно бы заледенело от страха, но постарался держаться как ни в чем ни бывало.
— Попуций говорил — подальше от чужой магии, — напомнил он. — Поле какое-нибудь нужно… или луг. Но с деревом посередине!
Гингема вздохнула.
— До ближайшего поля три часа ехать…
— Пустырь? — подсказал Дарин. — Где-нибудь на окраине?
Гингема задумалась.
— Ты Прибрежный район хорошо знаешь? Там, между рекой и дендрарием как раз пустырь есть. Огромный! По-моему, нам подойдет. И ехать не так уж далеко: свернем на Юбилейное шоссе, а там — рукой подать.
Дарин взглянул на Тохту: кобольд изо всех сил делал вид, что все происходящее его волнует очень мало.
— Тохта… — окликнул он.
— Что?! Я — бесстрашный и опасный одиночка, кобольд-убийца! — храбрясь, отозвался тот и сполз со стула. — Вы тут пока поговорите, а я подумаю… почитаю о ритуале. Я все-таки, не маг, о таких вещах лишь понаслышке знаю…
Он прихватил листок с описанием ритуала и удалился.
— Боится, — сочувственно сказала Гингема.
— Я б на его месте тоже боялся, — хмуро проговорил Дарин.
— Погоди, будешь и ты на его месте, — со вздохом напомнила Гингема. — Бояться — это не стыдно. Все боятся. Другое дело, сможет ли он в нужный момент перебороть свой страх. Сможет?
Дарин вспомнил все, что ему было известно о страхе кобольдов перед драконами, и промолчал.
Пролетела теплая летняя ночь, украшенная крупными августовскими звездами и ранним утром Крынкин сидел на балконе, размышляя.
Кто это решил, интересно, что в обычной жизни ни чудес, ни удивительных приключений быть не может? Что и волшебство, и приключения разные — это только в книжках для детей младшего и дошкольного возраста? В таком-то возрасте, конечно, думать о драконах и чародеях, о принцессах и рыцарях не стыдно. А вот поди-ка, помечтай о волшебном мире, о его таинственных обитателях, когда уже вырос и соседские мальчишки тебя давно по имени-отчеству называют! Скажи-ка кому, что до сих пор веришь в чудо, шепни-ка на ухо, что все ждешь: вдруг произойдет что-то этакое, что всю твою обычную жизнь перевернет — ведь засмеют!
Поэтому, про мечты свои, про то, что когда идешь бывало, куда-нибудь, то представляешь себя вовсе не тем, кто ты есть — молчок!
Крынкин вздохнул и подпер рукой щеку.
То рыцарем в латах себя вообразишь, то странствующим магом в остроконечной шляпе, с посохом в руке, то воином… ах, какая жизнь их ждет, какие приключения!
Только размечтаешься, как вдруг глянешь ненароком в зеркальную магазинную витрину, а там вместо рыцаря или мага — взрослый хмурый дяденька, с усами и портфелем, спешит по своим делам… эх!
Но все равно, с теми, кто верит, непременно что-нибудь волшебное произойдет, непременно!
Надо только дождаться.
И Крынкин дождался.
