— Джордж тогда тоже решил побыть один, — продолжала королева, немного помолчав. — Он заблудился, когда шёл в заброшенную обитель на горе святого Петра. Когда-то там был элианский монастырь, где жили двенадцать аскетов. Потом его разрушили ортодоксы, но пара относительно целых келий осталась. Во всяком случае, крыша там цела. Есть камин и даже дрова всегда имеются. Каждый элианский священник, пожив в этой обители, оставляет там связку хорошо просушенных дров — для следующего затворника. Лес совсем рядом, есть где дров нарубить… В эту обитель обычно отправляются те священники, которые начинают сомневаться в своём призвании. Пожив там неделю-другую, человек должен решить окончательно, вернуться ему к мирской жизни или остаться служителем Бога. Джордж сбился с пути и оказался в моём охотничьем доме…
Изабелла усмехнулась и опять ненадолго задумалась.
— Тогда он основательно сбился с пути. Помню, как он оказался на пороге — весь окоченевший, длинные волосы выбились из-под капюшона… Я его сразу узнала. Я больше ни у кого не видела таких ярко-голубых глаз. Мне казалось, что у простых смертных таких глаз не бывает. Он был похож на ангела, который спустился на землю, заблудился и чувствует себя совершенно растерянным. Может, потому, что долго шёл по заснеженным горам и ослеп от этой белизны. Сразу стал убеждать меня, чтобы я не пугалась, что он не сделает мне ничего плохого… Потом глаза его привыкли к полумраку, и он узнал меня. А когда узнал, что я тут одна, хотел уйти, но я его не отпустила — сказала, что недавно объявили о приближении бури. Я солгала. Не хотела, чтобы он уходил. Мне казалось, сама судьба привела его в этот маленький охотничий домик. Самое забавное, что вскоре действительно началась сильная метель. Снег валил несколько дней без перерыва, а метель налетала снова и снова… Я и это считала знаком судьбы. Мы были отрезаны от всего мира. У меня было такое чувство, что в мире нет никого, кроме нас… Однажды я спросила, что мы будем делать, когда закончатся продукты. Джордж засмеялся и сказал, что сделает лук и пойдёт на охоту. В конце концов, он уже всё равно нарушил все обеты. А однажды под утро я проснулась и увидела за окном огромную белую птицу. Она кружила в предрассветных сумерках, словно белый призрак. Вскоре после этого вновь началась метель, а меня уже ни на миг не оставляло чувство тревоги. В тот день Джордж был печален и часто смотрел в окно. Неожиданно он процитировал тот отрывок из Блока — "Большие крылья снежной птицы мой ум метелью замели". Я спросила: "Ты тоже её видел?" Он удивился. Спросил: "Кого?" Оказалось, что птицу он не видел, но перед пробуждением ему приснился ангел с мечом, увитым лилиями, который смотрел на него с укором. В юности Джордж был послушником в монастыре архангела Анаэля. Это один из красивейших монастырей Леброна. Вокруг него всё засажено кустами белых лилий, а совсем недалеко женский монастырь — святой Анны. Его окружает роскошный сад, и там тоже полно лилий… Снежная птица принесла ещё одну метель — очень сильную, но короткую. После этого небо стало ясным. Я до сих пор не люблю ясную зимнюю погоду. Джордж сказал, что должен продолжить свой путь. Он отправился в ту старую обитель, а я вернулась в Гаммель. Тогда я уже окончательно туда перебралась, купила дом. Мне не хотелось возвращаться в Ливингейм и вообще в Леброн. Там всё напоминало о Стэфе, о моей рухнувшей балетной карьере. Здесь же, в Германаре, за мной ухаживал молодой король, который с нетерпением ждал моего ответа. А главное — здесь был Джордж. Я с самого начала знала, что он элианский священник и должен блюсти обет безбрачия… Я всё это знала и не хотела признаться даже себе самой, что с первой нашей встречи мечтала о нём. Его появление в охотничьем домике казалось мне добрым знаком. Я считала, что Бог направил его туда, потому что мы предназначены друг другу… Увы, пути господни неисповедимы. Мы должны были встретиться, но остаться вместе нам было не суждено. Джордж сказал, что не может изменить своему призванию. Ему было тяжело. Не менее тяжело, чем мне. Я не понимала его, обвиняла в фанатизме… Говорила, что страдания, на которые он обрекает себя и меня, не имеют смысла. Он молил меня о прощении… Одно время мне казалось, что я возненавидела его. На следующий же день после этого разговора я дала согласие Георгу, и через месяц мы поженились. Естественно, мне пришлось принять ортодоксальную веру, и я сделала это с каким-то тайным злорадством. Тогда я просто возненавидела элианскую церковь. Считала, что это она разлучила нас с Джорджем. Ведь будь он священником-ортодоксалом, он мог бы жениться. Со временем моя ненависть утихла, и в один прекрасный день — вскоре после рождения Гая — я вдруг поняла, что утихла и моя страсть к Джорджу. А любовь осталась. Это была уже совсем другая любовь… Все эти годы мы общались. Он видел Гая. Однажды я не удержалась и спросила, не жалеет ли он, что лишил себя возможности обрести семейное счастье, вырастить сына. Джордж сказал, что далеко не все приходят в этот мир для счастья. Он повторил это, когда мы виделись последний раз, накануне его смерти. И добавил, что я ещё буду счастлива. Непременно.
Едва королева умолкла, как часы на Башне Ангела, которая возвышалась в центре столицы, пробили полночь. Илана вспомнила чёрного кота, повернувшего магическую стрелку на циферблате часовни… Вернее, дивного храма, сотканного из солнечных лучей и ненадолго представшего перед взорами смертных. Храма, где открываются пути… Стрелки волшебных часов сдвинулись, изменив сразу несколько жизней. И неважно, какое время показывают обычные часы. Волшебные часы возвещают о переменах. О начале нового пути.
— Я не хотела тебя расстраивать, — королева села рядом с Иланой и взяла её за руку.
Девочка впервые не отстранилась от её прикосновения.
— Ничего, это я так… — пробормотала она, смущённо вытирая слёзы. — Я просто вспомнила… тех, кто сейчас далеко. Я их часто вспоминаю, но сейчас мне легче. Мы действительно не можем быть во всём виноваты и не можем быть во всём правы. И чем больше мы судим себя и других, тем чаще ошибаемся. У меня сейчас такое чувство, будто мне помогли развязать большой, запутанный узел. Их ещё, конечно, много осталось, этих узлов, но теперь я хоть в чём-то разобралась… А убийц отца Джорджа нашли?
— Нет, но дело не закрыто. И не будет закрыто, пока их не найдут. Кое-какие зацепки есть. Возможно, это сделали те же, кто убил Александра Абеля.
— Мои друзья сразу заподозрили фанатиков-ортодоксов.
— И не только твои друзья. Но ведь без доказательств обвинение не предъявишь. И потом… Иногда всё оказывается гораздо проще. Помнишь убийство сенатора Джеймса Хоуза? Перебрали всех его политических соперников. Какие только версии ни выдвигались… А оказалось, что его убил вор, который забрался в особняк, полагая, что хозяева уехали на курорт. Семья Хоуза действительно уехала, а сам он решил задержатся в городе ещё на пару дней, довести до конца кое-какие дела. Его убил самый ловкий в Германаре вор-домушник Сэм Клингер, который мог вывести из строя любую сигнализацию и охранную систему. Он не ожидал, что наткнётся на хозяина особняка, и выстрелил в него, пока Хоуз не успел нажать на полицейскую кнопку на своём браслете. Потом выяснилось, что на сенаторе и браслета-то не было. Клингер перестраховался. А ведь мог просто убежать. Он был в маске, и Хоуз даже лица его не видел…
