— А ты что тут делаешь? — обратился я к женщине. Её светлые волосы свисали в низ, закрывая лицо. Чёрные капли стекали с них и падали во мрак. — Тебя не я убил. Почему ты пришла сюда? А ты, Исхак, сам виноват, — сказал я бородатому толстяку, у которого на левой руке не было трёх пальцев. — Не надо невинную овечку из себя строить. Сколько ты душ сгубил? Сколько ты и твои дружки людей измучили? Ты заслужил это. Так что нечего с таким укором на меня глазеть! Проклятье… Да пошли вы все, — я лёг и повернулся к стене.
Я чувствовал, как они стоят надо мной и ждут неизвестно чего, словно одним присутствием своим хотят свести меня с ума, лишить рассудка. Или, может, я уже схожу с ума?
Сон не шёл. Уже часа два я ворочался на диване, не смыкая глаз. А теперь ещё и эти! Пришли и смотрят. Попробуй тут усни. Я укрылся одеялом с головой.
Интерлюдия 3
Градоначальник Канарейкин собирался ехать на службу. Он выгнал из гаража свой новенький внедорожник — большой пятидверный «Тигр» с «зубастой» решёткой радиатора и вертикальными фарами, и вышел из машины, чтобы закрыть ворота. Канарейкин замер, увидев, как к его особняку, где градоначальник обитал со всем своим семейством, неторопливо подъезжает фиолетовый лимузин.
Машина остановилась, стекло задней двери опустилось. Из салона на Канарейкина смотрело грозное бородатое лицо с большим орлиным носом. Мужчина, который сидел в машине, был уже немолодым, в волосах его блестела проседь, из-под изогнутых бровей сверкали глаза двумя чёрными точками.
— Доброе утро, Тимофей Степанович, — поздоровался мужчина весьма дружелюбным тоном.
— И тебе доброго, Гасан Ибрагимович, — Канарейкин осклабился. — С чем пожаловал?
— Да так, проведать заехал. Да и поговорить надобно. Садись в машину, потолкуем.
Визит Гасана Загирова по кличке Ча для Канарейкина был не самым приятным событием. Гасан — один из тех людей, с которыми хочется встречаться как можно реже, к тому же у Канарейкина не было ни малейшего желания вызывать пересуды соседей, среди которых разве что глухой не слышал о деятельности этого предприимчивого купца и заводчика из Дагестанской губернии. Но Гасан считал (и не безосновательно) себя хозяином города, и ни во что не ставил мнение какого-то градоначальника, который к тому же был выходцем из «серых» дворян, не обладающих духовными способностями. А ещё Гасан платил Канарейкину, и если бы не его деньги, неизвестно, смог бы градоначальник небольшого промышленного городка отстроить себе огромный трёхэтажный коттедж, отправить старшего сына учиться в Петроград и разъезжать на престижных авто последних моделей.
Канарейкин сел в лимузин, и тот медленно покатил по улице.
— Из-за вчерашнего инцидента, поди, приехал? — догадался градоначальник.
— Верно. Из-за него самого, — Гасан сдвинул свои тонкие изогнутые брови, от чего вид его стал ещё более грозный, чем обычно.
— Я скорблю о твоей утрате. Когда похороны?
— Мои сын и племянник погибли, как воины, в битве с силами тьмы. Я сам скорблю. Но такую судьбу им предначертал Всевышний. В следующее воскресенье похороны. Придёшь?
— Само собой. Я просто обязан почтить светлую память таких уважаемых людей.
Удовлетворённый ответом, Гасан важно кивнул.
— Но не только за этим пришёл я к тебе, Тимофей Степанович. Мне нужна информация, — говорил Гасан медленно и размеренно, тоном человека, привыкшего к тому, чтобы ему повиновались.
— Извини, Гасан Ибрагимович, здесь я бессилен. Тут наши полномочия — всё, — развёл руками Канарейкин. — Делом занялось ИСБ.
— Это понятно, Тимофей Степанович. Непонятно вот что: как так вышло, что твои люди приехали на место позже, чем ИСБ? Мы получили сигнал ночью. Потом связь с боевой группой и фабрикой пропала. Твои полицаи должны были туда отправиться утром, как только я позвонил тебе. Откуда там взялось ИСБ?
— Я лично отдал распоряжения, — уверил Канарейкин, — и не меньше, чем ты, удивлён появлением имперской службы. Но факт остаётся фактом: нас опередили.
— Вот это-то меня и беспокоит, — Гасан погладил свою широкую седеющую бороду. — Как? Как они узнали раньше вас? Может, из ваших кто-то слил информацию? Полицейские?
— Исключено. Я знаю людей, с которыми работаю. Никто на такое не пойдёт. Склоняюсь к варианту, что это твои конкуренты. Они устроили налёт, они же и сообщили, куда не следует, дабы насолить.
— Наши враги хитры и коварны, они как шакалы вьются вокруг, норовя откусить кусок, — задумчиво произнёс Гасан, — но они не дураки, чтобы этот кусок выплёвывать. Тут что-то ещё. Быть может, месть. Что-то личное. Позавчера вечером в московском борделе у меня тоже погибли мои люди, но бордель не пострадал. Те, кто это сделал, вели себя очень аккуратно, а ещё одни владеют тёмным даром. Надо узнать, кто такие и что хотят. С остальным сам разбрусь. Сделаешь, Тимофей Степанович?
— Боюсь, у меня нет таких связей. ИСБ — это не шутки, — осклабился Канарейкин. — Это тебе надо не со мной разговаривать, а с московскими.
— Да чего же сразу в отказ? Даже не попытался. Попробуй что-то предпринять. Неужели у градоначальника нет связей? За что я тебе плачу? За любые сведения отблагодарю щедро. Ты меня знаешь, Тимофей Степанович. Так что я на тебя рассчитываю.
* * *
Рано утром майор Орлов-Бельский прибыл в гвардейскую часть на Тверской. Полковник ждал его с докладом. Вызов был срочным. Случилось кое-что нехорошее, и майор уже знал что именно.
Он взбежал по лестнице, вошёл в приёмную. Секретарь, нажав кнопку на телефоне, сообщил о прибытии майора, и полковник, не мешкая, велел войти.
— Присаживайтесь, Борис Александрович, — велел Пётр Данилович. Вид он сегодня имел бледный, даже лицо осунулось. Под глазами были мешки, как от бессонной ночи или сильного стресса. Впрочем, это не удивительно, учитывая последние события. Майор и сам не спал — желая лично быть в курсе всего, он наблюдал за допросом, который проходил в гвардейской части в Карачарово.
— Доложите, как продвигается работа, — сухо потребовал полковник.
— Допросили пятерых, Пёрт Данилович. Трое пока молчат. Эти фанатики упёртые. Но двое раскололись. С их слов мы узнали, что приказ о нападении отдал некий дастур Хусрав, вот только о его местоположении пока ничего не известно. Но мои люди продолжают работу. Уверен, не сегодня завтра мы получим новые сведения.
— Это дастур как-то связан с Аношаком?
— Пока не понятно. Преступники, которых мы взяли — простые исполнители.
— Значит надо узнать, — строго проговорил полковник. — И побыстрее. Вы в курсе, что произошло?
— Так точно. Московскую ветвь обвинили в сговоре с фанатиками — во всех газетах пишут. Насколько всё серьёзно?
— Андрей уже сделал заявление. Разумеется, мы будем отрицать всё до конца. И всё же наши родственники могут лишиться государственных постов — и это не есть хорошо. Удар по репутации. Даже простые слухи отбрасывают тень. А если враги состряпают компромат — это конец. Мы потеряем контроль над городом, потеряем всякое влияние при дворе. Нам важно в кратчайшие сроки понять, кто под нас копает. Что насчёт того полицейского? Вы допросили его? Он что-нибудь сказал?
— Так точно, допросили. Это было несложно. Сразу заговорил, как только мы его прижали. И знаете, что оказалось? Дело Дениса Ступина приказали замять Вахрамеевы.
— Вахрамеевы? — недоверчиво переспросил полковник.
— Они самые. Лично Екатерина Степановна обратилась к начальнику полиции района.
— Какое отношение она имеет к Куракину и тому делу?
— Возможно, через неё Вениамин держит связь с Вахрамеевыми, а поскольку князёк им был нужен, они его покрывают. Это моё предположение. Точной информации пока нет.
— Так… — на лице полковника отразилась работа мысли. И вдруг его взгляд ожил, озарённый внезапной идеей. — Вот что, Борис Александрович: узнайте всё про молодого Куракина. Где он проводит время, с кем общается, с кем ведёт дела. Мы должны понять, какие отношения связывают его с Вахрамеевыми. Я не сомневаюсь, что именно Вахрамеевы пустили тот подлый слушок, и если у нас будет на них хоть что-нибудь… Понимаете, к чему я веду?
