Одинокая женская фигурка стала приятным сюрпризом лишь для двух «топорщиков». А кнут хоть и лег в траву первым, угрожать мне не перестал. Интересное село, наверное, раз скотину у них пасут подобные воины.
— Утро доброе, — поклонилась я, выбравшись из зарослей и используя в первый раз «легенду» — Меня Тиннара зовут, травница я, а вовсе не зверь лесной, уважаемые.
Меня рубить, вроде, незачем.
— Место недоброе, — расслабляясь и привычным движением отправляя топор в звонкий чурбак, хрипловато буркнул старший, массивный и рослый рыжеволосый мужчина средних лет с обманчиво ленивыми движениями и быстрыми, чуть прищуренными голубыми глазами. Он огладил недлинную бороду слегка дрожащей тяжелой рукой и мешком осел на свою лежанку. — Что это тебя в одиночку по Гнилому лесу носит, девка? Иль не одна пришла?
— Травы дикий лес любят, — охотно пояснила я, невольно чуть подлаживая говор. — Может, одной и неуютно, но сюда идти — попутчиков не больно уговоришь. А где еще сребролиста набрать, и не скажу. Да его ли одного.
— И давно ты, эта, бродишь? — включился в разговор молоденький караульный, присаживаясь снова к огню и подбрасывая пару сучьев.
— С весны. Одичала уже в лесу, — усмехнулась я, потом хлопнула по коробу, спущенному на траву и добавила, — зато ведь не напрасно.
Мужики посовещались и быстро пришли к выводу, что угрозы для них я не представляю. Больше того, может статься, даже окажусь полезной. Приветствовавший меня первым был староста зажиточного и довольно крупного, хоть и безнадежно окраинного и глухого, села Агрис, что в тридцати верстах отсюда. Он разъяснил задыхающейся скороговоркой, что с весны маялся кашлем, совсем потерял надежду получить помощь дома и вынужден среди лета ехать в город к хорошему лекарю, присоветованному надежным приятелем купцом. Ночной горе-караульщик, совсем молодой паренек с выцветшими под солнцем до застиранной белизны мягкими волнистыми волосами и грустными карими коровьими глазами на простоватом безусом лице, сопровождает дядю по требованию своей матери, старшей старостиной сестры.
Третий попутчик, неожиданно смуглый на фоне спутников, с резкими чертами лица и настороженным взглядом чуть исподлобья, представился как свояк владельца половины деревенского стада. Он, де, увязался за компанию, прицениться в городе и, если цены хороши, поискать сбытчика на сельский скот для осенней ярмарки.
Бросив заинтересованный взгляд на мой груз, староста Римах сообщил, что готов доверить свое здоровье незнакомому специалисту, пообещав взамен завтрак и даже, может быть, место на телеге до самого города.
Я с благодарностью согласилась, очередной раз порадовавшись своему везению.
Теперь, глядишь, и не придется брести одной по незнакомой дороге, чтобы потом сложно и долго объясняться со стражей у городских ворот. Раз на одной телеге едем, уже не чужая, и особых подозрений едва ли заслуживаю. Да и привыкать к людям пора, а селяне мне глянулись сразу. Особенно Римах, степенный, но совсем не заносчивый, с живой хитринкой во взгляде, делающей его моложе лет на десять.
Если бы только не отдышка и тяжелая желтоватая бледность, серьезно обеспокоившие мое чутье. Спутники слушались старосты с полувзгляда. Тот снова огладил бородку привычным жестом, чуть повернувшись к родственнику, представленному как Ермил, и возле костра появился чурбачок для меня, а подле него — плошка с кашей, переданная Годеем, третьим попутчиком. Такие же порции получили остальные.
Миса старосты почти опустела, когда он внезапно посинел, уронил ее и завалился вперед, в костер, удушенный приступом хриплого мучительного кашля. Ермил успел подхватить разом отяжелевшее тело, я вцепилась с другой стороны. Накрылась моя поездка, уверенно сообщило чутье, окончательно опознавая недуг голубоглазого старосты. С таким здоровьем в город не ездят. Точнее, не доезжают.
Оттащили, уложили на торопливо развернутую овчину. Видимо, подобное происходило не впервые, оба спутника старосты действовали слаженно. Ермил придерживал дядькину голову, Годей торопливо доставал флягу. Я принюхалась к запаху сложной настойки… на вскидку — точно можжевельник, потом липа, донник, и, кажется, бедренец. Может, еще что-то, но общий смысл понятен, отхаркивающее и противовоспалительное, приготовленное деревенским лекарем. Старательно, из лучших трав, частью закупленных специально. То есть в нашем случае — мертвому припарка. Пока, впрочем, пусть пьет, хуже не станет.
Римах наконец вздохнул, откинулся на руки заботливого племянника, выглядящего зеленее дяди, и отыскал меня взглядом. Ох, слишком умен этот староста! Лицо его чуть дрогнуло и помрачнело. А я пока еще ничего не сказала, да и верить мне, незнакомой, причин особых нет. Только наитие, и оно у нашего больного тоже имеется.
— Можешь не молчать, сама видишь, не все еще мозги выкашлял, — буркнул староста чуть вызывающе, — Считаешь, не простуда? Вот и я так думаю, хотя очень неприятные получаются мысли. Все прикидывал, стоит ли в город соваться, если сам вижу, к чему кашель. Потому здесь и заночевали. Думал, в лесу поживу немного, сколь осталось. Если тлень, то и недолго. Город тут не поможет. Как глянут, да и объявят — в Агрисе зараза. Пока разберутся, кто больной, кто здоровый — пожгут полсела.
— Не заразный вы, это скажу сразу, — помолчав, ответила я, лихорадочно перебирая в голове подходящие травы. — Так бывает. Себе опасны, другим нет.
— Еще скажи, что от этого лечат — насмешливо, скрывая глупую надежду, вскинул голову Римах.
Я чуть пожала плечами и уселась, обхватив руками колени. Я могу его вылечить, но хотелось бы без чудес обойтись. Вот только как, если у него от легких одни клочки остались.
Бадан? Есть в котомке, но уже поздновато — только для поддержки сгодится. Как и пастушья сумка, толченые гусеницы акри, зеленец кудрявый… Я мысленно перебирала свои запасы, все более расстраиваясь. Сребролист — настоящее чудо, но увы, не для этого случая. Тут нужно что-то легендарное, вроде свежего жив-корня.
Особенно если его нашептать вдали от любопытных глаз и подкрепить теми травками, что я перечислила раньше. Правда, сначала надо корень найти. Я решительно поднялась и начала распаковывать свои запасы.
Солнышко выглянуло из-за горизонта и с любопытством ощупало лучом разноразмерные берестяные емкости, разбросанные возле кострища. Если честно, жив-корень тоже не даст почти ничего. Наверняка. Сердце болезненно сжалось.
— Годей, я вас попрошу помочь, вы тут самый внимательный и спокойный сейчас, — я наконец расставила короба с травами как надо. Смуглый скотовод присел напротив, безмятежно глядя мне в глаза.
