При раскладе таком девочка не придумала ничего лучше, кроме как броситься в противоположную сторону — к лесу. Бежала она со всех ног, усиленная, ускоренная собственным нестерпимым страхом. Но даже это порой казалось недостаточным. Стая мчалась следом за удиравшей добычей, Кира постоянно чувствовала за спиною горячее дыхание нескольких звериных глоток. Пару раз собаки едва ли не настигали девочку, а одна из них сумела подобраться до того близко, что отхватила зубами клок от подола ее платья.
Но к счастью для Киры эта ее скороспелая затея — спасаться в лесу — в некотором смысле себя оправдала. Резвые на открытой местности, собаки, даже сбившиеся в стаю, очень скоро поубавили прыти, оказавшись под сенью древ. Понимали, наверное, на каком-то инстинктивном уровне, что лес служит охотничьими угодьями для других хищников, покрупнее их и поопаснее. А может, бывшие «друзья человека» почуяли поблизости другую добычу, полегче. Безобидных лесных зверьков вроде зайцев и белок.
Так или иначе, но когда Кира оказалась в лесу, погоня за ней мало-помалу выдохлась. Собаки начали отставать — сперва ненамного, но затем и вовсе скрылись из виду. Однако девочка все бежала и бежала… пока вокруг не оказались лишь деревья, а солнечный день не начал тускнеть.
И вот уже тогда, вконец выбившись из сил, Кира остановилась и в изнеможении осела на траву. А посидев с часок, переведя дух да собравшись с мыслями, пришла к не слишком утешительному заключению: домой она сегодня не попадет. Уж очень утомила ее погоня — во-первых. Ну а во-вторых, что греха таить, страшно было. И вновь наткнуться на ту же стаю на обратном пути девочка опасалась, да и вообще бродить по лесу в потемках приближающейся ночи. День к тому времени перегорел окончательно, надвигались сумерки. О том же, что находиться ночью в лесу, даром, что на одном месте, тоже далеко не безопасно, Кире почему-то в голову не пришло.
Приняв решение переждать ночь в чащобе, следом девочка озаботилась поиском ночлега. Осмотревшись, она приметила невдалеке от себя буерак, а там — прорытую под корнями одного из деревьев не то большую нору, не то берлогу. Темнеющую в земле дыру, в которую Кира могла бы, хоть ползком, но пролезть.
Зверь, прорывший не то нору, не то берлогу, был, по всей видимости, далеко не маленьким. Кире оставалось молиться, чтобы нора-берлога оказалась пустой, чтобы тварь эта ее покинула, причем желательно давно и надолго.
Присев перед норой на корточки, девочка принюхалась, вдыхая полной грудью. Она знала: у любого живого существа свой запах. А тем паче у следов жизнедеятельности этих существ. И порой эти запахи бывают очень сильными — тот, кто хоть раз бывал в хлеву или хотя бы в курятнике, не даст соврать.
Опасения не подтвердились — из дыры пахло только землей. Так что даже какашки этого зверя, хозяина норы успели разложиться и удобрить почву.
Еще раз вздохнув, теперь уже с облегчением, Кира полезла внутрь. Где с запоздалым удивлением заметила, что нора оказалась гораздо глубже, чем она предполагала. Просто-таки целый туннель, под наклоном ведущий вниз.
Снедаемая так некстати проснувшимся любопытством, девочка поползла по туннелю, оказавшемуся подобием бутылочного горлышка. Он расширялся книзу, пока не привел в настоящую пещеру.
«Вот это да! — подумала Кира с присущей лишь детям смесью восторга и беззаботности, — вот это приключение! Ребятам в Геруне расскажу — подавятся от зависти!»
Пол пещеры был завален чем-то холодным и жестким, вроде камней. Разглядеть, что именно это было, в темноте девочка не могла… да и не очень-то хотелось. Не то, что спать, даже сидеть на таком полу было жестко и неудобно, зато в пещере Кира чувствовала себя в безопасности. Став недосягаемой для лесного зверья, ночами выбирающегося на охоту.
Съежившись на небольшом пятачке, от которого она сама отгребла так называемые «камни», спала девочка чутко и тревожно. То и дело до нее долетали звуки леса — чей-то вой, рев, жалобный визг. Где-то гулко ухала сова, хрустели сухие ветки под чьими-то тяжелыми лапами.
А когда первые лучики солнца осветили лес и проникли даже в занятую Кирой нору, девочка, наконец, осмотрелась… и даже оторопела, осознавая подлинную цену своего приключения.
Те предметы, что столь опрометчиво она приняла за камни, теперь поблескивали в темноте, превратившейся в полумрак. И оказались россыпью золота — золотых монет, золотых слитков, золотых украшений. Имелась, правда, среди золотых россыпей и толика действительно камней… драгоценных. Не то рубинов, не то изумрудов, точнее Кира по невежеству сказать не могла.
К истории, точнее, предыстории Киры мы еще вернемся. А пока надо снова уделить внимание Илье Криницкому. И пророчеству, в исполнение которого он волею случая ввязался.
После визита к Хранителю Илья держал доклад перед самим Вольгроном Сотней Шрамов. Вождь молча выслушал своего… уже явно не невольника, но и отнюдь не полноправного члена клана. Выслушал, лишь время от времени кивая, а после, как видно, поговорил с Малраном. Криницкий не слышал, точно ли имел место тот разговор, но не мог объяснить иначе кое-какие нововведения, случившиеся в его жизни по возвращении.
Первым делом частота и интенсивность тренировок для Ильи выросла до предела. Учебные схватки теперь занимали все время бывшего актера, за исключением перерывов на еду и сон. Последний, кстати, волею наставника заметно укоротился. Криницкого поднимали с рассветом, и он чуть ли не плакал от зависти, глядя на других обитателей невольничьего барака — остававшихся сладко похрапывать на топчанах и кучках соломы.
Следующим нововведением стало знакомство Ильи с настоящим, железным оружием. Криницкий стал, наверное, первым в истории варварского поселения невольником, который обзавелся личным мечом. Его Малран сам вручил ученику, принеся прямо из кузницы. Дарован меч был Илье, правда, не для того, чтоб на него любоваться или хвалиться сверкающим клинком перед соседями по бараку. Нет, Криницкому надлежало привыкнуть к разящей стали — к ее тяжести, деревянным мечам несвойственной, к способности колоть, рубить и резать. А также научиться держать настоящий меч правильно и использовать его с толком. Ну, хотя бы чтоб не порезаться самому для начала.
Время от времени Илья начал встречать на ристалище Киру. Взамен рубища ей выдали простую, но вполне добротную домотканую одежду. А поверх нее еще и надели самую настоящую кольчугу — правда, явно облегченную, выкованную с особым расчетом на хрупкую девушку.
Вид в кольчуге у Киры сделался, хоть чуточку, но воинственным. По крайней мере, невольница уже не казалась воплощением безобидности сродни зайцу Степашке из популярной детской передачи. Махать мечом, даже деревянным, правда, Киру не заставляли. Зато, как смог заметить Илья, учили метать ножи и стрелять из маленького арбалета крохотными же, похожими на гвозди, стрелками.
