– Маргарита Викторовна Горынская, я полагаю?
Маргоша, не зная, как следует себя вести (может быть, тут от нее ожидают реверанса?), растерянно кивнула.
– Милости прошу, сударыня, – гостеприимно произнес старик, – вас давно ждут.
И распахнул разбитую дверь парадного подъезда.
Маргарита, рассчитывая увидеть за дверью настоящие трущобы (внешний вид дома давал немало оснований для самых смелых предположений), уже собралась объяснить, что ни за что не войдет в эту дверь и, если ее действительно кто-то здесь ждет, можно переговорить и на улице… Но за дверью оказалась хорошо освещенная, чистая и богато обставленная передняя, из которой наверх вела мраморная лестница, укрытая пышной ковровой дорожкой. Затейливые перила лестницы, бронзовые бра на стенах, огромные китайские вазы с драконами, паркет со сложным наборным рисунком – все сверкало так, словно штат прислуги наводил тут порядок днем и ночью.
Подобные интерьеры, заснятые в выигрышных ракурсах, обычно украшают страницы гламурных журналов, иллюстрируя репортажи из жизни миллионеров. Только у современных миллионеров свежепостроенные замки лишь стилизованы под старину, а здесь все наводит на мысль об ушедших веках…
Осторожно заглянув в волшебную дверь, сквозь разбитые стекла которой изначально не проглядывало ничего, кроме затхлых темных стен, пыли и паутины, пораженная Маргарита и сама не заметила, как оказалась внутри дома. Валька перешагнула порог следом за ней. Обращаться в птицу и кружить по-соседству ей как-то расхотелось…
– Я тебе говорила, чтобы ты первому впечатлению не доверяла, – прошептала она Маргарите в спину. – Домишко, конечно, так себе, но в обстановке стиль чувствуется!
Что и говорить, внутри дом оказался намного красивее, чем снаружи.
Старик, обладавший не по возрасту острым слухом, услышал Валькины слова.
– Вы правы, мадемуазель. Дома, подобные этому, таят в себе немало сюрпризов. Я доложу княжне о вашем визите.
– Не затрудняй себя докладом, Алексис, – раздался голос откуда-то сверху, наверное, с лестничной площадки второго этажа. – Я предупреждала, что ожидаю мадемуазель Марго и прошу сразу и без всяких церемоний проводить ее вместе с компаньонкой в малую гостиную.
Маргарита подняла глаза – на ступенях лестницы, опираясь рукой о перила, стояла дама, словно сошедшая с портрета столетней давности. Таких дам изображал Валентин Серов, имевший привычку слегка льстить своим клиенткам. Судя по всему, это была хозяйка дома. Она казалась красивой и утонченно элегантной, хотя и не молодой. Определить, сколько ей лет, при беглом взгляде было невозможно – тридцать семь, сорок пять, пятьдесят восемь? Бывают такие хорошо сохранившиеся и ухоженные дамы совершенно без возраста…
Впрочем, в силу обстоятельств, легко было предположить, что эта особа давно перешагнула порог столетия – слишком уж старосветскими были ее манеры. В данный момент дама сочла нужным приветливо улыбнуться, но Маргарита не поручилась бы, что эта улыбка была по-настоящему искренней.
– Входи, дитя мое, – важным тоном произнесла дама. – Рада приветствовать тебя в Петербурге. Я давно жду твоего визита.
Не оставалось ничего иного, как ступить на покрытые ковром мраморные ступени лестницы…
А тем временем не так уж далеко от Моховой улицы, всего в нескольких кварталах, в другом старом, но с внешней стороны гораздо более ухоженном доме, происходило удивительное действо. В респектабельной квартире, давно превращенной из коммуналки в отдельное просторное жилище – огромная столовая, спальня, кабинет, – была оборудована и комната для занятий колдовством. Каждый настоящий маг и чародей предпочитает полное уединение в сокровенный момент творения чар. И именно такой момент, что называется, имел место…
На узком столике, напоминающем затянутый черным шелком алтарь, лежала беззащитная кукла из воска. Кукла была изготовлена изящно и с большим художественным вкусом, но самое страшное – чертами лица, пропорциями фигуры и рыжими волосами, сделанными из оранжевых ниток, она удивительно напоминала Маргариту.
Бледный молодой человек в просторном темном хитоне, с длинными волосами, щедро покрытыми гелем и затянутыми в хвост, пытался воткнуть в восковое тельце куклы тонкие острые – иглы. Однако, вопреки всем законам физики, предметы вели себя неординарно. Воск, который, словно масло, должен был пропускать металлическое острие иглы, вдруг по своей плотности уподобился качественному бетону, и иглы одна за другой гнулись и ломались, вместо того чтобы впиваться в беззащитную фигурку.
Чародей упорно продолжал свое дело, каждый раз подкрепляя очередной укол все более сильными заклятиями, но это имело лишь обратный эффект. В конце концов запас игл подошел к концу, а кукла осталась совершенно невредимой.
С перекошенным лицом злодей схватил несчастную куклу и швырнул ее на пол, намереваясь раздавить каблуком, смять, растоптать проклятое восковое чучело… Но кукла, так и не долетев до пола, зависла в воздухе, потом заколебалась и растворилась. Да-да, творение рук чародея, вопреки его воле, просто исчезло, не оставив даже следов.
Борьба с восковой куклой отняла у него столько сил и энергии, что чародей смог лишь опуститься на пол и застонать от болезненного ощущения слабости и горечи из-за нереализованной мечты.
– Проклятая ведьма! – шептал он. – Ты окружена слишком сильной защитой… Но я сделаю все, чтобы ее преодолеть. Ты никогда не будешь сильнее меня! Я не позволю тебе этого…
В старом особняке царила удивительная тишина, словно за его стенами не жила своей жизнью большая петербургская улица. Казалось, эти комнаты перенеслись из прошлого – стены, обшитые резными деревянными панелями и украшенные старинными гобеленами, мраморные камины, зеркала в массивных рамах… Но хозяйка дома пригласила Маргариту вовсе не для того, чтобы показать ей интерьеры своего дома. Она сразу перешла к делу:
– Не знаю, Марго, насколько тебе известна история нашего рода и осведомлена ли ты о степени нашего с тобой родства. Я – родная сестра твоего деда. Ты можешь называть меня тетушкой или, предпочтительнее, ма тант. Впрочем, вы, нынешние, не владеете даже французским…
Французским Маргарита и вправду не владела, зная лишь десяток-другой самых расхожих обиходных фраз и словечек – пардон, мерси, оревуар, бонжур, шерше ля фам, се ля ви, либерте, эгалите и так далее. Но в обращении «ма тант» ничего хитрого не было – именно так именовали своих пожилых родственниц герои русской классической литературы, с которой Маргарита была неплохо знакома с детства.
