Дворкин подошел и остановился прямо передо мной.
— Неужели ты все забыл? Ведь ты же знаешь, что бесконечно труднее выправить повреждение, чем начать все сначала. Даже Камню куда легче уничтожить Образ, чем восстановить его. Неужели ты забыл, как это выглядит? — Он ткнул куда-то в стену у себя за спиной. — Может, хочешь пойти и полюбоваться?
— Да, — сказал я. — Пожалуй. Пойдем.
Я встал и посмотрел на Дворкина сверху вниз. Сердясь на меня, он израсходовал слишком много сил, и его контроль над собственным телом ослабел. Он уже снова стал на три-четыре дюйма короче, а «мое» лицо постепенно превращалось в его собственное, похожее на физиономию гнома; и уже вполне заметен стал старый горб между лопаток, особенно когда Дворкин начинал жестикулировать.
Его глаза вдруг изумленно расширились, и он внимательно всмотрелся в мое лицо.
— Ты действительно так думаешь? — медленно проговорил он. — Что ж, хорошо. Пойдем.
Дворкин повернулся и пошел к огромной обитой металлом двери. Я последовал за ним. Ключ ему пришлось поворачивать обеими руками, потом он еще и навалился на него всем телом. Я хотел было помочь ему, но Дворкин одним взмахом руки отмел меня в сторону, проявив при этом необычайную силу. Наконец ключ был повернут. Дверь заскрежетала и распахнулась вовне. Я сразу почувствовал странный, однако почему-то знакомый запах.
Дворкин шагнул через порог и остановился. Потом отыскал то, чего ему, видимо, не хватало: высокий посох, стоявший справа от нас у стены. Он несколькораз ударил посохом о землю, и его верхний конец начал светиться, достаточно хорошо освещая все вокруг, в том числе и вход в узкий туннель, куда Дворкин теперь и направился. Я двинулся следом, и вскоре туннель стал настолько широк, что я уже смог идти рядом с Дворкином. Запах становился все сильнее, и мне уже практически было ясно, откуда он доносится. Ведь совсем недавно...
Где-то шагов через восемьдесят мы свернули налево и стали подниматься вверх. Затем миновали небольшую пещеру, пол в которой усыпали обглоданные кости, а в каменную стену было вделано большое металлическое кольцо. От кольца, поблескивая, тянулась металлическая цепь; звенья ее казались во мраке каплями расплавленного, но уже остывающего металла.
Туннель снова стал уже, и Дворкин снова пошел впереди. Очень скоро он вдруг резко свернул куда-то за угол, я услышал его невнятное бормотание и сам чуть не налетел на него. Он ползал на четвереньках и левой рукой шарил в темной трещине в скале. Потом я услышал негромкое знакомое карканье, увидел выход из пещеры, куда выводила цепь, и наконец догадался, где мы и что там, на конце цепи.
— Хороший Виксер, — донеслось до меня бормотание Дворкина, — ты не сердись, дальше я не пойду, так что все в порядке, хороший мой Виксер. Вот тут есть еще кое-что для тебя в подарочек.
Что уж он там достал из трещины в скале и бросил грифону, понятия не имею. Однако лиловый грифон, к которому я теперь подошел довольно близко, дернул головой, поймал подношение и принялся звучно его пережевывать.
Дворкин с ухмылкой посмотрел на меня:
— Удивлен?
— Чем?
— Ты небось думал, что я его боюсь? Что я никогда не сумею с ним подружиться? Ведь это ты посадил его здесь, у выхода, чтобы я не смог выбраться наружу и достичь Образа?
— Я хоть раз сказал так?
— А зачем? Я же не дурак.
— Ну ладно, думай, как знаешь, — сказал я.
Он похихикал, встал и двинулся дальше.
Я шел за ним и вскоре почувствовал, как пол под ногами снова стал ровным. Потолок над головой поднялся, а сам туннель расширился. Мы подошли к выходу из пещеры. Несколько минут Дворкин постоял там, выделяясь темным силуэтом на фоне более светлого неба и держа перед собой высоко поднятый посох. Снаружи была ночь, и свежий, пахнущий солью и морем воздух выветрил наконец мускусный запах зверя, что стоял у меня в ноздрях.
Еще через мгновение Дворкин уже шагал дальше, в широкий мир, под бархатные небеса, утыканные свечками звезд. Следуя за ним, я даже задохнулся сперва, увидев столь поразительное зрелище. И не только потому, что звезды в безлунном, безоблачном небе сияли каким-то доисторическим светом, и не только потому, что граница между небом и морем вновь оказалась полностью размытой. Самое основное — это то, что Путь светился какой-то ацетиленовой голубизной среди этого моря-неба, и все звезды над ним, под ним и вокруг него с геометрической точностью образовывали фантастическое кружево, рождая ощущение, будто мы висим в центре космической паутины, где Образ является истинным центром, а все остальные светящиеся линии — лишь точное отражение и повторение его рисунка.
Дворкин шел прямо к площадке, на которой сиял Путь, к тому ее краю, где виднелся темный сектор. Остановившись, он взмахнул своим посохом и обернулся как раз в тот момент, когда я подошел к нему.
— Вот она, — воскликнул он, — эта проклятая дыра в моем мозгу! Эта часть моего разума как бы отключена, и теперь я способен думать только с помощью того, что еще уцелело. И я не представляю, как можно исправить нанесенный мне ущерб. Если ты считаешь, что можешь восстановить Образ, то должен быть готов к мгновеному уничтожению каждый раз, пересекая разрыв. Уничтожит тебя не черный сектор, нет – сам Образ, когда ты будешь замыкать линию. Спасет ли тебя Камень – не знаю, может и не спасти. Но все равно это будет очень нелегко. И с каждой вновь прочерченной линией будет становиться все труднее и труднее, а силы твои при этом будут неизменно уменьшаться. В последний раз, когда мы обсуждали эту возможность, ты явно опасался за свою жизнь. Может, ты хочешь сказать, что с тех пор стал значительно храбрее?
— Может, и хочу, — произнес я. — Другого выхода нет?
— Я знаю только, что можно сделать все заново. Начав с чистого листа, как я некогда поступил. Иного способа я не знаю. Чем дольше ждать, тем будет хуже. Так почему бы тебе не принести сюда Камень и не одолжить мне твой клинок, сынок? Лучшего способа я не вижу.
— Нет, — возразил я. — Я должен знать больше. Расскажи мне еще раз, каким образом было нанесено повреждение.
— Если ты о том, кто из твоих детей пролил кровь на узор – не знаю. Но так произошло, и тут уже ничего не поделаешь. Темные стороны нашей натуры в них сильнее. Возможно, они слишком близки к хаосу, породившему нас, ибо им не приходилось, как нам, развивать волю, чтобы подавить хаос в себе. Я считал, что ритуала прохождения Образа для них хватит, ибо ничего сильнее придумать не мог. Я ошибся. Они восстают против всех первооснов и даже пытаются уничтожить сам Образ!
— Но если мы начнем все сначала, не получится ли так, что подобное просто повторится вновь?
