— Не кипятись, сейчас. — Он что-то негромко сказал своим людям и трап медленно пополз в нашу сторону. Тем не менее оружие никто из них не опустил.
Я прошла по трапу, не выпуская локтя Фокса. Не столько ради того, чтобы остановить его, если что — поди-ка останови голыми руками существо, с бицепсом в две моих ноги — сколько потому, что перед глазами плясали мошки и неизвестно, смогу ли идти самостоятельно.
— И как долго твои люди будут держать меня под прицелом?
— Пока я не удостоверюсь, что тебе не промыли мозги.
— Ясно.
Я медленно — не ровен час кто не так поймет — сняла с плеча винтовку, протянула шерифу.
— Так тебе будет спокойнее?
Какое-то время мы мерялись взглядами. Он отвел глаза первый.
— Не надо. Я тебе верю. — Харкнесс махнул своим. — Все. По местам. У кого смена кончилась — свободен.
Солдат словно сдуло, остались лишь двое, постоянно дежурящих у трапа.
— Спасибо. — Я вернула оружие за спину. — Ходит слух, что у тебя есть ключи от всех помещений Ривет-Сити. Мне нужен ключ от комнаты отца.
— Попроси у него самого.
— Не могу, он мертв.
— Прости.
Я кивнула.
— Я принесу ключ. Где тебя искать?
— Сейчас я к Вере, оставлю там Фокса, потом к врачу.
— Что случилось?
Я пожала плечами:
— То же, что и всегда. Стреляли. — Тронула за плечо Фокса: — Пойдем.
— Обиделась?
— Дэн, — вздохнула я. — В данный момент я не способна не только обижаться, но и вообще испытывать хоть какие-то эмоции. — Единственное, что я сейчас могу — это добраться сперва до врача, а потом до постели. Обижаться, или что там еще буду, когда стану вменяема. Извини.
Не знаю, понял он или решил обидеться в ответ, но продолжать разговор шериф не стал. Мы пошли по коридорам.
— Надо же, ты оказалась права. Они не стреляли.
Я вымученно улыбнулась.
— Ну вот видишь. Все будет хорошо.
Еще бы самой в это поверить.
Вера, хозяйка гостиницы, при виде Фокса вытаращила глаза, но промолчала. Видимо, рассудив, что раз шериф пропустил это чудо в город, значит опасаться нечего. А вот ее племянник молчать не стал:
— Ой, а ты что, настоящий мутант?
— Не знаю.
— Настоящий — я прислонилась к дверному косяку. — Самый что ни на есть.
— А говорят, что мутанты злые.
— Я не злой. — Обиделся Фокс.
— Правда, не злой. — Подтвердила я. — Фокс, пока ты будешь жить здесь. Я к врачу, потом по делам. И, пожалуйста, оставь оружие у себя в комнате. Здесь тебя никто не обидит.
— Точно. — Откуда-то из-за спины вынырнул шериф, оглядел уже собравшихся зевак. — Этого парня никто не обидит. Всем ясно?
Зрители тут же вспомнили о своих делах, вокруг стало пусто.
— Спасибо, шериф. — Прогудел мутант. — Я буду хорошо себя вести.
Я расплатилась с хозяйкой, в очередной раз клятвенно пообещала Фоксу, что если соберусь уходить, непременно возьму его с собой. И пошла к врачу. Рядом, словно бы невзначай снова оказался Дэн.
— Проводить?
— Да, спасибо. — Я подхватила его под локоть.
Шериф присвистнул, вгляделся в лицо:
— Похоже, все еще хуже, чем мне сперва показалось.
— Не знаю. Пока вроде иду. Если бы не Фокс — давно лежала бы.
— Даже так? — Дэн помолчал. — Я волновался.
— Заметно. — Усмехнулась я.
— Все-таки обиделась. — Вздохнул он. — Извиняться не буду: здесь живет почти две сотни человек, и я отвечаю за их безопасность.
— Дэн, жизнь слишком коротка чтобы тратить ее на обиды. Не могу сказать, что меня порадовал теплый прием, но на твоем месте я наверное, вела бы себя так же. Поэтому — проехали.
— Спасибо. — Он коснулся моей щеки. — Можно я зайду после смены?
— Не гарантирую, что буду дееспособна и адекватна. Если не пугает — заходи.
Он улыбнулся, протянул ключ:
— Не пугает.
Я кивнула и ввалилась в каюту врача. И вырубилась едва ли не сразу, как оказалась на его столе. Так что понятия не имею, сколько док со мной провозился, и чего там нашел, но счет оказался внушительным. Я расплатилась, дотащилась до отцовской комнаты, рухнула на кровать не раздеваясь и прямо так и заснула.
Сколько я проспала — тоже не имею понятия, глянуть на часы перед тем как заснуть я не удосужилась. Пробуждение было не из приятных. Все то, о чем до сих пор не было времени думать, нахлынуло разом, и я едва не завыла в голос. Слишком много для одного человека. Я думала, что давно успела привыкнуть ко всему — живя на пустоши, рано или поздно обрастаешь броней. Но… Черт, почему человек так странно устроен — начинает ценить близких, только потеряв их навсегда?
На тумбочке рядом с кроватью стояла рамка с голограммой — я и отец. День моего двенадцатилетия. Тогда отец подарил мне первую в жизни винтовку — и я радовалась, как щенок. Потом я сутками не вылезала из превращенного в тир подвала убежища, до тех пор, пока не начала выбивать сотню за десять выстрелов. С этой пневматической пукалкой я и ушла из убежища… она до сих пор хранилась дома, в Мегатонне. Рука не поднялась продать.
В дверь постучали.
— Можно?
— Заходи, Дэн. — Я вытерла лицо рукавом. Так и не завела себе носовой платок — воистину, самый необходимый предмет на пустоши.
— Дэн, у тебя есть что-нибудь выпить?
— Ты же не пьешь? — удивился он.
— Пью, как видишь.
— У меня нет, но могу сгонять в бар.
— Будь добр.
Он кивнул, задержался на миг, взяв с тумбочки голограмму.
— Уже с винтовкой. Сколько тебе тут?
— Двенадцать. — Я шмыгнула носом. — Отец подарил. На день рождения.
— Винтовку?
— Да, а что?
— Винтовку — девочке?
До чего ж ошарашенный у него вид.
— Ну да, а что.
Он вздохнул:
— Пойду за выпивкой — иначе это не переварить. Винтовку. Девочке. В двенадцать лет.
Я озадаченно смотрела ему вслед. Что дарят девочкам? Куклы? Куклы в убежище передавались по наследству, от матери к дочери и были скорее семейной реликвией, нежели игрушками — те, что сохранились за двести лет. Женщины, не разучившиеся орудовать иглой, шили дочерям куклы из ветоши. Но сделать такую для меня было некому. Кажется, совсем маленькой я хотела такую игрушку — а может, и нет. Помню только, что гонять с мальчишками "во войнушки" казалось куда интереснее, чем играть в "дочки-матери" — по крайней мере, я знала, что делать, а вот в девчачьих играх — нет. Потом я прониклась книгами и неинтересной стала уже беготня по коридорам. А чуть позже разговоры взрослых стали куда содержательней трепа со сверстниками. Идеальный способ получить девицу — синий чулок, каковой я, собственно, и являюсь.
