Басовитый Никин рёв перекрыл все остальные звуки. Разговаривала девочка нормальным детским голоском, а вот ревела почему-то всегда басом. Рев был совершенно отчаянный, Лиса выронила нож и вылетела из кухни. Навстречу ей из бокового входа выскочила Ника. Шапка болталась на завязках где-то на спине, белые волосы стояли дыбом на всю длину, Ника мотала головой и топала ногами, повторяя сквозь рёв: "Ни-ха-чу! Ни-ха-чу!" Волосы метались вокруг головы огромным шаром, девочка была похожа на взбесившийся одуванчик на толстой ножке. К груди она крепко прижимала нечто чёрное, мохнатое, чудовищно воняющее и не подающее признаков жизни. Судя по длинному хвосту с намёрзшим на мех снегом, это был кот. Судя по запаху — недели две назад. Был. Следом вбежала расстроенная Зора и сразу затараторила:
— Тёть Мелисса! Я ей сказала же, чтобы не трогала! Он же больной совсем, и подохнет скоро, а она всё равно…
— Ни-ха-чу-у-у! — взвыла Ника басом.
— Чего ты не хочешь? — присела Лиса на корточки. Девочка прерывисто вдохнула побольше воздуху и, яростно сверкая глазами, заревела:
— Чтоб до-о-ох!
— Немедленно прекрати орать и реветь, а то помогать не буду, — негромко и жёстко скомандовала Лиса. Рёв как отрезало. Слёзы горохом катились по щекам, ребёнок дёргался, икал и вздрагивал — но молчал. — Иди наверх, в ванную. Кота как держишь, так и держи. Жди меня. Всё поняла? — Ника молча кивнула, девочки затопали вверх по лестнице. Лиса заскочила в кухню, схватила чайник с холодной водой — в баке слишком горячая, а кот ещё и намёрзся на улице, не ошпарить бы зверя впопыхах.
— Рола, скажи Ките: на полчаса только салаты, уже готовые. И мясо досмотри, пожалуйста.
— А что там такое-то, райя?
— Кот. Хорошо, если не дохлый. Но надо посмотреть, а то Ника совсем расстроилась.
Наверху Лиса развела тёплую воду в двух тазах и кувшине, в один таз бросила печать "от паразитов", рассудив, что блохи тоже паразиты. По крайней мере, тараканы, однажды пытавшиеся поселиться в корчме, передохли все и быстро.
Кот ещё дышал, но внимания уже не обращал ни на что. Он был очень занят — он умирал. Шкура с половины морды у него была содрана, видимо — от удара, и вместе с оторванным ухом болталась на тонкой полоске кожи где-то на затылке, глаз то ли был выбит, то ли вытек, короче — отсутствовал. Всё это было воспалено и воняло тухлятиной.
— Ника… — начала было Лиса, рассмотрев этот кошмар, но встретила горящий непримиримым упорством взгляд и вздохнула: — Ну, давай попробуем… — это выражение лица было Лисе хорошо знакомо, она его часто видела — в зеркале. — Разденься пока, и пальто тут оставь. Я потом почищу. Зора, а ты своё вниз отнеси и вернись, пожалуйста — поможешь мне его полить из кувшина напоследок.
Болтающийся кусок кожи Лиса отхватила ножницами. Кот даже не дёрнулся, настолько ему уже было всё равно. Блохи благополучно сдохли в первом же тазу и поплыли по воде. Во втором тазу Лиса кота сполоснула, Зора полила его из кувшина, и тщедушное тельце завернули в полотенце, оставив снаружи только голову.
— Так. Вот тебе ложечка, вот тебе блюдечко, — говорила Лиса, уложив кота на стол в комнате с недоделанным ремонтом. — Садись. Приподнимай ему губу пальцем и вливай воду вот здесь, между зубов, по чуть-чуть, по капельке. Много не лей, глотать он вряд ли будет, но хотя бы что-то попадёт — и то ладно. А я сейчас ему примочку сделаю, — Лиса спустилась в кухню, на вопрос Ролы только рукой махнула безнадёжно, но примочку из капусты с подорожником всё-таки сделала и коту под голову положила, хотя и понимала прекрасно, что подействовать она, скорей всего, просто не успеет.
— Ника, девочка, это всё, что я могу, — развела Лиса руками. — Уж очень он плох, его даже к Мастеру зверей нести бесполезно: его просто предложат усыпить, чтобы не мучился. Если только Птичку попросить, когда из школы придёт — может, она что-нибудь и придумает. Так что сиди, пои водой и уговаривай пожить ещё немножко — вдруг получится. Зора, если что — сразу зови меня, хорошо? — Ника, сопя сочувственно и упрямо, уселась опять капать воду, Зора с книжкой устроилась в кресле у окна. Кот был безучастен и недвижим. Следующие полтора часа Лиса каждые двадцать минут бегала наверх. Больше всего она боялась, что кот сдохнет прямо сейчас и прикидывала, как успокаивать Нику. Но картина не менялась. Ника, что-то бормоча, гримасничая и чуть ли не подпрыгивая на стуле, капала воду, Зора задремала в кресле. Через полтора часа, к великому облегчению Лисы, пришли Птичка и Зина.
— У тебя клиент, — "обрадовала" Птичку Лиса. — Уж не знаю, можно ли там что-то сделать, но, знаешь, попробуй, как в саду, с той старой яблоней, помнишь?
И Птичка попробовала. Они с Никой просидели над котом весь остаток дня. Птичка что-то пела чуть слышно, Ника пыталась подпевать. Зора, придя из школы, заглянула, было, наверх, но быстро соскучилась и ушла домой. Лиса еле загнала девочек в постель, пообещав, что — да, она ночью встанет, и посмотрит, и поменяет, и напоит… И ведь встала и посмотрела. Жнец Великий, на что там смотреть? Ну, дышит, да — и что? Удивительно, но утром кот ещё был жив, хотя так же безучастен. А ещё удивительнее было то, что Ника, которая терпеть не могла сидеть дома, даже не заикнулась о прогулке. Позавтракав, девочка сразу отправилась к коту, вооружившись ложечкой и кружкой с отваром, приготовленным Птичкой. Всё утро до прихода сестры она так и просидела там, прервавшись только на обед, капала отвар и пыталась петь что-то похожее на Птичкины заговоры. День практически повторился. Вечером Лиса в приказном порядке погнала девочек ужинать.
— Вот сокровище-то нашли! — ворчала она. — Прямо он без вас пяти минут не проживёт! Ешь спокойно, не давись! — прикрикнула она на Нику. — Ему, от того, что ты подавишься, лучше не станет!
Когда они втроём заглянули в комнату проведать кота перед сном, на скомканном полотенце посреди стола сидел большой пушистый зверь и брезгливо вылизывался.
— Ух ты! — ахнули все трое.
Половина морды была покрыта белой кожицей с уже начавшей пробиваться чёрной шерсткой, на месте уха темнело небольшое отверстие, а глазница затянулась полностью, будто и не было там ничего никогда. Котище подозрительно оглядел пришельцев, осмелившихся нарушить его уединение, пронзительно зелёным глазом и беззвучно разинул розовую пасть, показав клыки — то ли мяукнул безгласно, то ли зашипел.
— Кисынька… — растерянно сказала Птичка. Кот соскочил со стола, неторопливо подошёл, затарахтел, выгнул спину, стал завиваться вокруг ног. Спать легли в тот день поздно — кормили кота. Котище благосклонно сожрал все подношения, а вот отзываться согласился только на "Ухты" — видимо, это вполне соответствовало его представлению о самом себе.
